Нежеланный брак - Катарина Маура

Она смотрит прямо в мои глаза, и в ее взгляде — недоверие.

— Ты пытался мной управлять, иначе ты бы обсудил это со мной заранее.

Я сжимаю челюсть, не зная, как поступить в этой ситуации. Я настолько привык делать все, что, блять, захочу, и не сталкиваться с последствиями, что теперь не уверен, как реагировать.

— Я видел тебя в доме твоего отца. Они все относились к тебе, как к какому-то аксессуару, и твой отец явно использовал тебя, присваивая твои деньги. Ты была тенью той женщины, которую я знаю, Фэй. Ты, конечно, права. Мне следовало поговорить с тобой, но я не жалею о том, что сделал. Я не собираюсь сидеть сложа руки, пока кто-то использует тебя. Мне плевать, что это твоя семья.

Ее глаза вспыхивают гневом, и она толкает меня в грудь.

— Разве ты не понимаешь, что только усугубил ситуацию?

Я смотрю на нее, и в ее взгляде вспыхивает безнадежность.

— Что случилось, Фэй? — спрашиваю я, чувствуя, как у меня все внутри сжимается.

Она моргает, сдерживая слезы, и делает дрожащий вдох.

— Дион — бормочет она, ее голос срывается. — Мне нужно… мне нужна твоя помощь.

Ее голос ломается на последнем слове, как будто ей больно просить, как будто она не понимает, что я сделаю для нее все что угодно..

— Расскажи мне, — говорю я тихо, стараясь сохранить голос ровным, несмотря на холодный страх, пробежавший по позвоночнику.

Она сглатывает, закрывает глаза и кивает.

— Это мой отец. Помнишь тот вечер у меня дома, после ужина? Ты спросил, был ли он добр ко мне.

Я напрягаюсь еще сильнее и киваю.

— Я соврала. Но ты знал это, не так ли?

Я делаю глубокий вдох, прежде чем кивнуть снова.

— Да, — признаю я. — Я изучал его уже несколько месяцев. Все указывает на то, что он пытался контролировать тебя финансово. Все, что ты рассказывала о своем детстве, подтверждает эту версию, но… — я замолкаю, ненавидя эти слова. Как будто, если я не скажу их вслух, они перестанут быть правдой. Какой-то гребаный эффект Шредингера. — Я не мог определить масштаб его влияния. Того, что я узнал, хватило, чтобы отрезать его от тебя.

Я смотрю в ее глаза, пока одинокая слеза скользит по ее щеке, оставляя за собой путь разрушения. Какой ценой бы это ни далось, я заберу всю боль, которая затмевает ее ослепительно-синие глаза.

— Он не всегда был таким, знаешь? — ее голос дрожит, когда она убирает прядь волос за ухо. — Когда я была маленькой, он был заботливым. Я не уверена, любил ли он меня или просто мое будущее, но к концу это точно было второе.

Она делает неровный вдох, и я чувствую, как ее тело напрягается в моих руках.

— Сначала все было не так плохо. Я никогда не имела той же свободы, что мои сводные сестры, но я любила играть на пианино, так что меня это не сильно беспокоило. Все изменилось, когда мне исполнилось восемь, и я сказала ему, что хочу бросить. Тогда он впервые ударил меня.

Кровь ударяет мне в голову, и я перестаю слышать ее слова на несколько секунд. Все, что мне хочется, — это выследить этого ублюдка и стереть его в порошок.

— Мне не разрешали бросить занятия, потому что он был уверен, что это даст мне способ сократить то расстояние, которое ты установил. Именно тогда он был хуже всего, понимаешь? Каждый раз, когда тебя фотографировали с другими женщинами, или когда ты отказывался видеть меня, несмотря на то, что был в стране, он наказывал меня. Его не волновало, что я была подростком на протяжении большей части твоих интрижек, или что наша помолвка была всего лишь устным соглашением, которое имело мало общего с нами лично. Полагаю, дело было не в оскорблении — он боялся, что ты откажешься от сделки между нашими семьями, и ему нужны были деньги.

Фэй закрывает глаза, глубоко вдыхая, прежде чем продолжить:

— Сначала он извинялся. Говорил, что дисциплина — часть его обязанностей. Но со временем он перестал придумывать оправдания. Я много раз думала о побеге, но он грозился выплеснуть всю свою ярость на мою мачеху и сестер.

Она стискивает зубы, а ее взгляд падает на сцепленные пальцы.

— Ты хоть представляешь, как больно осознавать, что я всего лишь продукт твоих желаний? Я понятия не имею, кем бы я была, если бы не была помолвлена с тобой с рождения. Была бы я вообще пианисткой? Разрешили бы мне завести своих друзей? Поступила бы я в колледж, и если бы поступила, что бы я выбрала изучать? Я не знаю, Дион. Я понятия не имею, кем бы я была, если бы не ты, и я ненавидела тебя за это. Я не думала, что это изменится, но ты… ты заставил меня почувствовать себя такой противоречивой. Ты совсем не такой, каким я тебя представляла, и какое-то время я думала, что ошибалась насчет тебя. Ты заставил меня поверить, что… что ты не будешь контролировать меня так, как мой отец.

Я крепче сжимаю ее в своих объятиях и качаю головой.

— Все, что я делал, было ради твоей защиты. Я бы никогда не использовал тебя так, как он. Неужели ты этого не видишь? — Мой голос полон отчаяния. Моя защита лишь задушила ее, но я уже ничего не могу изменить.

Она кивает, ее голос едва слышен:

— Вижу. Я понимаю, Дион. Но… мне просто хотелось, чтобы ты поговорил со мной, прежде чем что-то делать. Потому что, не поговорив со мной, ты обрек моих сестер на страдания. Незадолго до свадьбы отец перестал меня бить — он стал срывать злость на моей младшей сестре, и заставлял меня смотреть, говоря, что этого бы не случилось, если бы я просто подчинялась, если бы я старалась угодить ему в том, из-за чего он злился. Когда ты так поступил с ним, ты поставил моих сестер под угрозу, а я даже не понимала этого. Я согласилась выйти замуж только ради них, чтобы защитить их, и ты лишил меня этой возможности. Я… я не знаю, что теперь делать.

Она прислоняется лбом к моему плечу, и я крепко обнимаю ее, пока ее сотрясают безудержные слезы, душевная боль пронизывает все ее тело. Мне, блять, разрывает сердце видеть ее в таком состоянии, и больше