Разрушенные клятвы - Катарина Маура

Вздохнув, я поднимаюсь с кровати и с удивлением обнаруживаю, что половина его гардеробной уже заполнена моей одеждой. Глухая горечь проникает в грудь, реальность медленно, но настойчиво напоминает о себе. Я прикусываю губу и направляюсь в душ, внезапно ощущая нестерпимое желание смыть с себя каждый след его прикосновений. Мне не должно было быть так хорошо с ним, я не должна была забываться. Быть рядом с ним снова — слишком запутанно, и я боюсь, что со временем потеряю контроль. Как я собираюсь продержаться три года, если не смогла держаться от него подальше даже одну ночь? Даже на Гавайях… это ведь не я избегала его. Это он держался подальше.

Я зарываю пальцы в волосы и сжимаю веки, пока горячая вода льется на меня, обжигая кожу. Раскаяние сжимает грудь, и я судорожно вдыхаю, когда в голове всплывает образ Лили, а за ним — все, что Зейн сделал с Harrison Developments. Когда он касается меня, так легко поверить, что он все еще тот человек, которого я любила… но той версии Зейна никогда не существовало.

Когда я наконец одеваюсь и привожу себя в порядок, мне удается взять себя в руки — защитный панцирь снова на месте, подпитанный чувством вины.

Зейн поднимает взгляд, когда я вхожу на кухню, и я замираю, пораженная тем, что он просто стоит, опираясь о столешницу, с чашкой кофе в руке. Черная футболка обтягивает его торс, а серые спортивные штаны небрежно свисают с бедер.

— Утро, — хрипло произносит он, его выражение непроницаемо. — Надеюсь, ты хорошо спала?

Я киваю и делаю неуверенный шаг вперед, не зная, что сказать или как себя вести. Трудно поверить, что теперь он мой муж, когда мы едва можем терпеть друг друга. Я никогда не чувствовала себя так — такой разрываемой на части.

Зейн тяжело вздыхает и отталкивается от стойки, на его лице написано явное нежелание.

— Почему бы мне не показать тебе дом? В конце концов, ты будешь жить здесь в обозримом будущем.

Он выходит из кухни, даже не дождавшись моего ответа, и раздражение накрывает меня с головой, но я следую за ним. Зейн почти не смотрит на меня, пока проводит из комнаты в комнату, его лицо остается пустым, как будто он тщательно скрывает, насколько сильно это его тяготит.

Тяжелый ком оседает в груди, когда я осознаю, что в этом доме изменилось абсолютно все. Какие-то стены снесли, планировка стала совсем другой. Пять лет назад я могла бы передвигаться здесь с закрытыми глазами.

— Хоть что-нибудь осталось прежним? — спрашиваю я, не подумав, внезапно ощутив странную горечь, которую не могу себе объяснить.

Он бросает на меня взгляд через плечо и снова вздыхает, ведя обратно на кухню.

— Нет. — Зейн проводит рукой по волосам — жест, который так хорошо мне знаком, что в груди болезненно сжимается. — Думаю, через три года мне снова придется все переделывать.

Он замирает в центре кухни и поворачивается ко мне лицом, его взгляд становится холодным, когда мы изучаем друг друга. Я рассматриваю легкую щетину на его челюсти, растрепанные волосы, и… эти серые штаны, которые он знает, что я всегда любила.

Чувство потери захлестывает меня с головой, и я с трудом делаю вдох, в голове вспыхивает мучительный образ его с другой женщиной.

— Кто она? — спрашиваю я, голос предательски дрожит. — Та, для кого ты все это переделал?

Я до сих пор помню, как он переделал всю подъездную дорожку только потому, что я жаловалась, что гравий портит мои каблуки. Достаточно было всего пары слов от женщины, которой он по-настоящему предан, чтобы он полностью перестроил дом. И меня разрывает изнутри, потому что это больше не я. Может, я никогда ею и не была.

Зейн смотрит на меня, скрещивает руки на груди, его лицо каменеет.

— Это не твое дело, не так ли?

Сердце болезненно сжимается, а внутри что-то темное и вязкое закручивается в тугой узел.

— Как раз мое, — выпаливаю я. — Я твоя жена.

Он выглядит растерянным всего на мгновение, а затем тяжело выдыхает. Подходит ближе, и я напрягаюсь, когда он тянется ко мне — сердце сбивается с ритма. Его руки обхватывают мою талию, и он с легкостью поднимает меня, усаживая на кухонный стол, точно так же, как раньше.

Мои пальцы сами собой опускаются на его грудь, сквозь тонкую ткань футболки ощущается тепло его тела.

Зейн раздвигает мои ноги, вставая между ними, и я поднимаю на него взгляд, ощущая странную уязвимость. Сколько раз мы стояли вот так? Сколько раз он запутывал пальцы в моих волосах, целовал меня, а потом брал прямо здесь, шепча, что я его богиня, что он не может насытиться мной?

— Ты правда моя жена? — спрашивает он, проводя большими пальцами чуть ниже моей груди. — Или просто та, с кем меня заставили поделиться своей фамилией на пару лет?

Я скольжу рукой вверх, к его плечам, сердце бешено колотится.

— Разве это что-то меняет?

— Меняет. Брак всегда был для меня важен, а это… Это не настоящий брак.

Я сжимаю пальцы, ногти впиваются в его кожу, когда горечь просачивается в самую душу.

— И что это должно значить? Ты подготавливаешь почву для оправдания измены? Наш брак может быть фикцией, но контракт, который мы подписали, настоящий. Не смей мне изменять, Зейн.

Он сильнее сжимает мою талию и склоняется ко мне, тихо вздыхая, прежде чем уткнуться лбом в мое плечо. Потом поворачивает голову, его губы скользят по коже, где прошлой ночью он оставил свой след, и у меня начинает учащенно биться сердце. Он замирает на несколько долгих мгновений, и мне так хочется обнять его, как раньше. Просто вцепиться в него и потеряться в этом прикосновении. Так давно меня никто не держал в объятиях, и я скучаю по этой близости куда больше, чем осознавала.

Когда Зейн отстраняется, чтобы взглянуть на меня, он выглядит измотанным, усталым.

— Я больше не буду этого делать, — его голос почти срывается на шепот. — Я не собираюсь играть в эти игры. Я не могу, Селеста. Я не выдержу три года постоянной войны.

Он отпускает меня и делает глубокий вдох. Футболка слегка