Прикосновение смерти - Т. Л. Мартин

и делает большой глоток. У него вырывается вздох, и он сжимает бутылку так, словно это его спасательный круг. Я начинаю задаваться вопросом, сколько времени прошло с тех пор, как он с кем-либо говорил об этом. Или говорил ли он когда-нибудь об этом вообще.

— В любом случае, — продолжает он, вытирая рот рукавом, — он бы этого так просто не оставил. А Таллула… Ну, Таллула уехала от Маллигана в том же году. У него был способ заставить ее подчиниться, угрожая всем, кто был ей дорог, если она когда-нибудь заговорит, но после того, что случилось с теми мальчиками той ночью, это было все. Она забрала своего ребенка и убралась оттуда ко всем чертям.

— Фактически, она вообще отказывалась иметь какие-либо контакты со своим мужем, за исключением тех случаев, когда речь шла об этом деле. В конце концов, она связалась с ним в частном порядке, шантажируя его, чтобы он закрыл дело. Сказала, что слишком долго молчала о его жестоком обращении. Теперь, когда она увезла свою дочь достаточно далеко от него, она сделает все возможное, чтобы мальчик тоже был свободен от такой жизни. Пусть отчет покажет, что Энцо Хокинс мертв вместе с остальными, и позволит ему жить новой жизнью, которую он заслуживал. В противном случае он потратил бы бог знает сколько времени, защищая себя, и более того, его прошлое всегда каким-то образом связывало бы его.

Это второй раз, когда он упоминает бабушку по отношению к этим мальчикам. Мой разум похож на шестеренку, которая крутится и крутится до боли, пытаясь продолжать работать, даже когда на шестеренки сбрасывается все больше информации.

— Какое отношение бабушка имела к семье Хокинсов?

Еще один смешок, еще одно ворчание. Он качает головой, делая шаг ближе ко мне.

— Таллула была спасительницей тех братьев, дитя. Они никогда не могли попасть в больницу со своими ранами, и поскольку твоя бабушка была медсестрой, она сделала для них все, что могла. Зашивала их, спасала их жизни каждую вторую неделю с тех пор, как их мама начала уходить. Таллула была практически их матерью, во всех отношениях. Даже несколько раз пыталась сообщить о жестоком обращении, но, ну, ты можешь себе представить, чем это обернулось, когда ее муж был шерифом.

Именно тогда яркий образ вспыхивает в моем сознании. Фрагмент сна. Фрагмент их воспоминаний.

Мы, как всегда, пробираемся через заднюю часть сада, и я молюсь, чтобы сарай был незаперт, когда я тянусь к его ручке. К счастью, он открывается с первой попытки. Я морщусь, осторожно опуская Томми на пыльную раскладушку, затем поворачиваюсь к нему с вопросительным взглядом. Он кивает, и я, не теряя времени, выбегаю обратно на улицу, срываю небольшую горсть розмарина в саду и кладу его на подоконник соседей, как обычно.

Мы все знаем, как это делается. Теперь все, что нам с ним нужно делать, это ждать.

Я бегу обратно к сараю, обессиленно падая рядом со своим младшим братом.

— Теперь видишь? — Я слышу свой шепот, мои глаза тяжелеют, когда я прислоняюсь головой к твердой стене. — У нас все будет хорошо в кратчайшие сроки. Вообще не о чем беспокоиться.

— Бабушка, — бормочу я почти про себя. — Она была их соседкой, не так ли?

Мистер Блэквуд только кивает. Мое тело кажется тяжелым, я всем весом вдавливаюсь в матрас, когда до меня доходит еще один фрагмент сна.

— Там, там, — воркует нежный голос. Напряжение в моем теле спадает, когда я вспоминаю, где я. Сарай. Земля нашего соседа.

— Томми, — бормочу я срывающимся голосом, пытаясь поднять голову.

— Тсс. — Рука направляет меня обратно вниз. Мне удается повернуться, ровно настолько, чтобы увидеть парня, лежащего рядом со мной. Обнаженная талия Томми обернута белой тканью, его глаза закрыты, грудь поднимается и опускается в глубоком сне.

С ним все в порядке.

Мы в порядке.

На данный момент.

— Как я уже говорил, — голос мистера Блэквуда снова возвращает меня назад, и мне приходится тряхнуть головой, чтобы полностью прийти в себя, — Энцо Хокинсу не было семнадцати, когда он умер. Он уехал из штата, начал собственную жизнь, и в день своей фактической смерти ему было двадцать семь лет, и он был хорошим и взрослым человеком.

Двадцать семь. Я сглатываю, мое горло внезапно болезненно пересохло, когда я начинаю соединять новые кусочки вместе.

— Что… что с ним случилось? Как он умер?

Кровать сдвигается, когда мистер Блэквуд опускается рядом со мной. Он долго молчит, и я почти собираюсь повторить вопрос, когда слышу его голос, мягкий и далекий.

— Это была автомобильная авария. Это было бы, о-о, сорок пять-пятьдесят лет назад.

Я поворачиваю голову на это, внимательно глядя на этого мужчину, который сидит рядом со мной. Этот мужчина с тростью, который много лет назад потерял ногу в автомобильной аварии.

— Он был с тобой, не так ли?

Он ничего не говорит сразу, но ему и не нужно. Я знаю ответ. В конце концов, когда комната наполняется тяжестью его молчания, он заговаривает.

— Он не только был со мной, дитя мое. Это я был ответственен за его смерть. — Он серьезно смотрит на меня, в его глазах нет ничего, кроме вины и печали, и я не думаю, что когда-либо раньше видела столько муки, написанной на лице человека. Это практически съедает его заживо прямо у меня на глазах, заставляя мою собственную грудь хотеть плакать. — Я пил — пойди разберись — и он не знал. Сел за руль, думая, что все было просто шикарно, потому что, черт возьми, неужели я не знаю, как обращаться со своим алкоголем, верно? — Он издает мрачный, сардонический смешок. — Но становится все хуже.

Мой желудок скручивает, предвкушение само по себе причиняет боль. У меня так пересохло в горле, что мой голос едва слышен, когда я спрашиваю:

— Что случилось?

— После того, как машина перевернулась, мы оба были в плохом состоянии, но он — Он останавливается, сглатывает. — Он был хуже всех. Кусок металла застрял прямо у него в груди и… — Он закрывает глаза, сильно сжимает их, как будто это может заставить воспоминание подойти слишком близко. Я никогда не видел городского сердитого мистера Блэквуда таким обиженным, таким уязвимым. — Тогда нам не так повезло с парамедиками, как вашему поколению сейчас, но прохожий увидел нас и пришел на помощь. Сначала они попытались вытащить Энцо, но он им не позволил. Наотрез отказался, настаивая, чтобы они добрались до меня первыми. Все, что у меня было, это чертово оторванное колено, но