Жестокое лето - Морган Элизабет

Не сейчас, я тут спасаю твой бар.

Мы все делаем быстро. Оливия разрабатывает симпатичные флаеры и развешивает их по всему острову и «Приморскому клубу», а еще раздает каждому встречному. Я же обращаюсь ко всем, кто после этого лета остался у меня в долгу. В понедельник утром над островом даже самолет с нашим баннером летает.

«Вечеринка „Анти-серпентарий“! 4 сентября, 18:00, „Рыбалка“!»

Если верить Нейту, другу Зака, который работает в авиации, напиши мы про змей прямо, у нас могли бы быть большие проблемы. Если честно, в последние дни у нас их и так было выше крыши.

А когда близнецы поймут, что мы пытаемся переманить всех с мероприятия «Провожаем лето!», которое они устраивают в «Приморском клубе», чтобы спасти свой имидж и репутацию, нам вообще конец. Мы с Ливи человек пятнадцать из персонала убедили не работать на их вечере, а прийти вместо этого в «Рыбалку». Честно говоря, я сомневалась, что у нас получится, но этот маленький городок не перестает меня удивлять.

Ливи объяснила, что почти всех сотрудников «Приморского клуба» близнецы жутко достали своим поведением, и все они с радостью прокатят змеиный клубок. Местные вообще очень дружны, стоит им услышать, что кому-то с острова пришлось туго – например, что его бизнес прогорает из-за долбаных туристов – как они всем миром являются на выручку.

Зак, видимо, по-прежнему в отрицании, посмеивается надо мной и Ливи и утверждает, что мы просто прощаемся с летом, а вовсе не спасаем его бар.

Но я ни секунды не сомневаюсь, что именно этим мы и занимаемся.

Вот почему сейчас я стою перед зеркалом в доме Зака и жду, когда он явится и оценит мой наряд. Мы сразу решили, что вечеринка будет искрометная, а когда Ливи пригласила Кэт и Эбби, пламя вспыхнуло еще ярче.

Разумеется, Эбби Келлер никогда не откажется оторваться, так что они с Кэт и Дэмиеном уже готовятся к веселью в его апартаментах.

– Не злись, ладно? – говорю я Заку, который сидит в соседней комнате.

На мне коротенькое блестящее платье цвета шампанского, подол которого задирается от каждого движения, а глубокий вырез обнажает пышную грудь.

Не стану врать, выгляжу я отлично.

Просто офигенно! Демонстрирую свою великолепную темную кожу, щеголяю полуобнаженными прелестями, и мне это по душе.

Мне ведь в самом деле нравятся мои пышные формы. Считаю, что это очень сексуально, и ни за что не променяла бы свою фигуру на более стройную. А еще мне нравится одеваться так, чтобы их подчеркивать, именно потому, что я собой довольна, а на других мне плевать.

Проблема в том, что все мужчины, с которыми я встречалась, сами любили пялиться на женщин в откровенной одежде, но ни за что не хотели бы вести такую под руку. Обычно мужики считают женщину своей собственностью, а собственность лучше никому не показывать, любоваться в одиночку.

И вот я стою возле кровати в узком платье и туфлях на высоких каблуках и предвкушаю перепалку с Заком.

– Не злись? – спрашивает он, входя в комнату, и окидывает меня взглядом, под которым у меня кожа плавится, а в животе загорается жар. Зак растерянно хмурится. – Не понимаю.

– Из-за моего наряда, – я прикусываю губу.

– А, ясно, – он подходит ближе, останавливается в паре футов от меня и скрещивает руки на груди.

– Ты… не злишься?

Он снова хмурится, пытаясь понять, о чем это я.

– Да с чего бы мне злиться?

– Из-за платья.

– Прекрасное платье, – просто отвечает он.

– Ну да. Но оно такое крошечное, – я медленно кружусь вокруг своей оси, чтобы он получше рассмотрел.

– Ага, едва задницу прикрывает, – я прикусываю губу, а он трясет головой. – И в чем проблема?

Я вздыхаю. Как-то глупо такое объяснять.

– Потому что мужчины вроде тебя не любят хвастаться тем, что имеют. Хотят только сами любоваться, – он все еще не понимает, и я продолжаю объяснять: – Мужчинам нравятся женщины в коротких обтягивающих платьях, пока они не поймут, что другие тоже их видят.

– Иди сюда, – зовет он, распахнув руки.

Я не трогаюсь с места.

Слишком нервничаю в ожидании развязки.

– Камила, иди сюда!

На этот раз я слушаюсь, потому что он говорит так же решительно, как всегда разговаривает в постели, и мое тело само подчиняется.

Подойдя вплотную, он касается локона, который я оставила возле уха, собрав остальные волосы в нетугой пучок, и накручивает кончик на палец движением, которое я успела полюбить.

– Ты моя? – низким голосом спрашивает Зак, и от этого тона в животе у меня начинают порхать бабочки.

– Я… я…

Как же долго я избегала этого разговора.

Принадлежу ли я Заку?

Если бы вы спросили ту меня, которая в мае приехала на остров, она бы лишь посмеялась и ответила: «черта с два», вне зависимости от того, были бы мы уже знакомы с Заком или нет.

Но я нынешняя?

Этот человек так разговаривает со мной, так на меня смотрит, так со мной обращается…

Господи!

Готова ли я побороть панику, вспыхивающую внутри от мысли, что я могу кому-то принадлежать? Рискнуть открыться другому человеку, сделать его частью своей жизни, зная, что, в теории, он в любую минуту может меня ранить?

Зак смотрит на меня тепло, но строго, и ждет ответа.

Глядя ему в глаза, прикусываю губу, и вдруг выпаливаю единственный приходящий в голову ответ.

– Если ты этого хочешь.

И через пять секунд, когда на его щеках появляются ямочки, понимаю, что ответила верно. А еще, когда он обнимает меня за талию, притягивает к себе, ловит, когда я, потеряв равновесие на высоких каблуках, падаю ему на грудь, и наконец говорит мне в губы:

– Детка, мужчины вроде меня любят хвастаться своей женщиной. Мужчины вроде меня знают, что женщины вроде тебя всегда носят, что им в голову взбредет, а еще мужчины вроде меня знают, что, если хотят удержать женщину вроде тебя, им нужно научиться драться.

Потом он медленно целует меня, и мозги в голове просто сворачиваются, но я все же шепчу ему в губы:

– Драться?

– На всякий случай, – улыбается он, а я… просто смотрю на него. – Если мне не понравится, как кто-то посмотрит на то, что принадлежит мне, я буду с ним драться.

Зак улыбается все шире, а я все больше теряюсь.

– Так не бывает, – качаю я головой.

– Как?

– Не может человек методично сдавать все мои экзамены, – шепчу я и уже хочу рассмеяться, чтобы сбить градус серьезности, но