Четверо за спиной - Анна Михайлова

таким гневом и брезгливостью. Мне больно так, что воздух с трудом проталкивается в легкие. Делаю еще шаг назад, слепо шаря рукой за спиной в поисках опоры. Инстинктивно отступаю к Драгомиру. Куда угодно, лишь бы подальше от предателя, который сделал мне так больно. Но воевода, словно решив для себя что-то, нервно дергает головой, в несколько шагов стремительно подходит ко мне. Нависает сумрачной тучей, сжав пудовые кулаки.

- Не знаю чей, но мой будет.

- Что?! – я взвилась так, словно меня плетью стеганули. Так он меня сейчас еще и шлюхой назвал! Может мне на колени бухнуться и ноги ему расцеловать? Молниеносно взлетает рука и через долю секунды на щеке Беригора, чуть выше бороды, расцветает алый след ладони. Откровенное изумление на лице воеводы дарит мне некоторое удовлетворение от содеянного, - Да пошел ты со своим великодушием!

- Яра, ты чего? Я же сказал, что с чужим ребенком возьму, – удивляется несостоявшийся папаша.

За моей спиной начинает истерически гоготать Драгомир. Это вызверивает окончательно.

- Чужим?! – взвизгиваю я, и кажется, бросаюсь убивать одного тупоголового мужлана. Но меня оттаскивает подскочивший Драгомир и сжимает в объятьях. Я бешено вырываюсь, и волхв терпит, бережно прижимая к себе. Не сразу, но я затихаю в заботливых уютных объятьях. И позволяю себе даже обиженно засопеть.

- Ярушка, - в голосе Драгомира я слышу улыбку, - вот ты мне скажи: нас ведь четверо вокруг тебя было. Все разные, на любой вкус и цвет. А ты самого бестолкового выбрала. Который еще и от тоски отупел. Гор, дружище, твой это ребенок. Твой сын, точно тебе говорю.

- Как это? – рычит Беригор.

- Так это у нас ее три недели не было, а в ее мире почти пять месяцев прошло.

- Быть не может!

- Зачем же я тебе врать буду? - волхв успокаивающе начал гладить меня по голове, - тихо, звездочка, успокойся. Ребенку навредишь. Забирай ее, Гор, и езжай домой, прощение вымаливать. Иначе своими разборками вы мне дом по бревнышку разнесете.

- Я с ним никуда не поеду! – бубню я.

- Ярушка, - растерянно мнется рядом воевода, - я же не знал…

- Уйди. Видеть тебя не могу! – я обижена, зла и буду реветь неделю. На судьбу свою горемычную. Вот!

- Ну прости ж меня, дурака! – несмотря на протесты, настырный медведь сгребает меня в охапку и легко поднимается на руки. В его глазах нежность пополам с раскаянием. Я для проформы брыкаюсь, но потом со вздохом утыкаюсь в его шею и, не переставая горько шмыгать носом, жадно втягиваю его запах. Как же зверски соскучилась!

- Езжайте, - машет рукой Драгомир, - сумки я завтра привезу.

- Может я сама за ними приеду! – оставляю я за собой право на отступление.

- Еще чего! – возмущается воевода, - нечего бабе в тягости туда-сюда шастать.

- А кто ты мне такой, чтобы указывать? – вспыхиваю не остывшая я.

- Так, да? – воевода, чуть отодвинув корпус, гневно смотрит на меня. Потом ставит на ноги, достает из кармана мешочек с кольцом и, бескомпромиссно надевает мне на палец. После чего демонстрирует свою руку, на безымянном пальце которой похожее кольцо надето, - с того дня ношу. Все? Довольна?

На этот, благородный, по его мнению, жест, я начинаю реветь белугой. Со вкусом и взахлеб. Ошалевший от моих перепадов воевода растерянно смотрит на Драгомира.

- Кто так предложение делает? – всхлипываю, - я что – бомжиха? Без цветов…

- Каких еще цветов? – взревел мой медведь, - что опять не так-то?

- У них в мире так принято, Гор. Нужно с цветами и на одном колене. Ярушка, хочешь я завтра с ним порепетирую, и мы все красиво сделаем? - пытается успокоить меня Драгомир.

- Не хочу! – завываю я. – Ничего не хочу-у-у!

- Ох, уж эти беременные! Малышка, ты просто голодная и устала. Сейчас поедешь домой, поешь и ляжешь спать. А завтра утром мы поговорим.

- Кофе привезешь? – притихаю я, выглядывая сквозь пальцы.

- Привезу обязательно. Езжай, моя хорошая. Тяжелый день был.

- Тогда ладно, - почти мгновенно успокаиваюсь я. Поддавшись порыву, крепко обнимаю растерявшегося волхва, - спасибо тебе, Драгушка. Ты – самый лучший!

- А я тогда кто? – басит за спиной «жених».

- А ты – дурак ревнивый. И я на тебя обиделась.

- Отшлепать бы тебя, несносная женщина. Да люблю до одури!

- Езжай, - осторожно целует меня в лоб Драгомир, - и не нервничай. Тебе нельзя.

- Ладно, не буду.

- В неоплатно долгу я пред тобою, друже. За то, что вернул ее, - одной рукой Беригор прижимает меня к себе, а вторую протягивает для рукопожатия.

- Конечно в неоплатном. Я тебе самое дорогое отдал, - негромко, но твердо, произносит Драгомир, пожимая протянутую ладонь.

А меня кусает чувство вины за то, что своим счастьем мы делаем больно близкому другу. И он все равно помогает, раз за разом.

Взявшись за руки, мы с Беригором выходим на свежий воздух. Но не успевает за нами закрывается входная дверь, меня сграбастывают и накрывают рот жадным поцелуем. Безцеремонно, нагло, умопомрачительно. Я забыла как дышать, наслаждаясь каждым движением твердых губ, языка и щекочущих прикосновений бороды к коже. С трудом оторвавшись от губ, воевода покрывает мое лицо лихорадочными поцелуями, заставляя счастливо смеяться.

- Вот так я нашу встречу представлял, - шепчет Беригор с трудом переводя дыхание.

- И я, - выдыхаю, не в силах говорить от переполнявших чувств.

Воевода держит мое лицо в ладонях, поглаживая щеки большими шероховатыми пальцами.

- Как же истосковался по тебе, ягодка! Думал – сдохну.

- А я пять месяцев тосковала, - жалуюсь я.

- Как же ты там одна? Не обижал никто?

- Нет, - успокаиваю я воеводу, - поехали домой. Я есть хочу.

- И то правда. Отощала совсем. Кто так ребенка носит?

- Нормально я питалась!

- Нормально я теперь кормить буду.

Он осторожно подсаживает меня в седло и запрыгивает следом. Большая теплая рука опускается на живот.

- Сын. Нешто правда это? – вместо ответа медвежонок пинается ему в ладонь, - ох, ты ж! – изумляется воевода, заставив меня рассмеяться от счастья.

Глава 37.

Город уже спал, но ночная стража нас пропустила без