Тени Равенсхолма - Мануэлла Юрьевна Макута

вампирах? — Элеонора решила идти напролом. — Трудно поддерживать светскую беседу после того, как вы назвали на занятии одну из работ моего отца "архаичными суевериями".

— А вы защищали убеждения, которые не имеют научного подтверждения, — парировал он, а его глаза сверкнули. — Впрочем, я пригласил вас не для того, чтобы возобновить спор. Сегодня давайте поговорим о литературе.

Официант принес вино — темно-красное, почти черное в хрустальном бокале.

— "Беатриче Портинари", — Себастьян сделал глоток и прикрыл глаза. — Прекрасное вино, названное в честь музы Данте. Попробуйте.

Элеонора осторожно отпила. Вино было насыщенным, с нотами вишни и чего-то еще, что она не могла определить.

— Мне всегда казалось, что любовь Данте к Беатриче была... нездоровой, — сказала она. Она встретила его дважды в жизни, а он построил вокруг нее целый культ. Это очень странно.

Себастьян улыбнулся.

— Вижу, вы не верите в любовь с первого взгляда? — насмешливо поинтересовался он, а Элеонора, смутившись, промолчала. — А как вы относитесь к Петрарке и его Лауре? Тоже нездоровая одержимость или истинная любовь?

— Петрарка хотя бы признавал, что его любовь была иллюзией, — обретя уверенность парировала Элеонора.

Их дискуссия продолжалась, когда принесли закуски — карпаччо из говядины для Себастьяна и капрезе для Элеоноры. Она заметила, что профессор едва притронулся к своему блюду.

— Не голодны? — спросила она, когда он отложил вилку, съев лишь несколько кусочков.

— У меня... особая диета, — ответил он с легкой улыбкой. — Но не беспокойтесь обо мне, мисс Харт. Расскажите лучше, почему вы выбрали средневековую литературу, а не пошли по стопам отца? Виктор Харт, должно быть, хотел воспитать наследницу своего дела.

Элеонора напряглась.

— Вы, кажется, хорошо осведомлены о моей семье, профессор. И о том, чем занимается мой отец. — нет, всё-таки зря она согласилась на встречу. Возможно, не только она сегодня собралась кого-то поглубже изучить.

— Ваш отец известная личность в... определенных кругах, — он отпил вина. — К тому же, я всегда интересуюсь биографиями своих студентов.

— Только тех, чьи отцы пишут трактаты о вампирах? — прямо спросила она.

Вокруг них продолжалась ресторанная жизнь — официанты скользили между столиками, посетители разговаривали, смеялись, но Элеоноре казалось, что они с Себастьяном оказались в пузыре, отрезанном от остального мира. Мужчина манил и отталкивал одновременно, его красота разбивалась вдребезги о флёр таинственный опасности, так и сквозивший в каждом слове или жесте, в каждой полуулыбке.

— О вымышленных существах, по вашему мнению. — с издёвкой во взгляде поправил он, и в его глазах мелькнуло что-то опасное. — Хотя, должен признать, фольклор о вампирах всегда интересовал меня с академической точки зрения. Меня восхищает, как человечество создает монстров, чтобы объяснить то, что не понимает.

Принесли основные блюда — телятину с трюфельным соусом для Себастьяна и равиоли с рикоттой для Элеоноры.

— И всё же, — продолжила она, наблюдая, как профессор снова ест очень мало, — Если бы вампиры существовали, они бы могли отлично вписаться в общество, не так ли? Образованные, утонченные, может быть, даже профессора в университетах...

Себастьян замер, а затем медленно отрезал кусочек телятины.

— Интересная теория. Но скажите, мисс Харт, если бы вы встретили вампира, что бы вы сделали? Вбили ему осиновый кол в сердце, как учит отец в своих трудах? Или... попытались понять?

Их глаза встретились над столом. В глазах Себастьяна плясали отблески свечей, и на мгновение Элеоноре показалось, что они сменили цвет с темно-карих на алые.

— Думаю, это зависит от вампира, — медленно ответила она. — И от его... намерений.

Разговор все больше напоминал бред двух сумасшедших, но Элеоноре ещё никогда не было так спокойно, так уютно. Кажется, они, понимая друг друга и без слов, вели некую игру, пикирование, доставляющее им обоим удовольствие. Щеки девушки горели огнем от терпкого удовольствия, пульсирующего внутри. Красивый мужчина, ужин, сам факт того, что Себастьян счёл её достойной своего внимания — все это будоражило лучше вина, которое, к слову, тоже было превосходным.

— Намерения могут быть разными, — тихо произнес Себастьян. — Например, желание поделиться знаниями, накопленными за... долгую жизнь. Или стремление найти кого-то, кто понимает одиночество существования вне времени.

Элеонора почувствовала, как по спине пробежали мурашки.

— Вы говорите так, будто знаете их лично, профессор. — предпочла отшутиться.

Он улыбнулся, и в этой улыбке было что-то древнее и усталое.

— Я много читал, мисс Харт. Профессиональная деформация. И я нахожу странным, что при всей заинтересованности вашей семьи в этой теме, вы, кажется, не особо уделяете этому внимание.

— Может быть, я просто не верю в вампиров, — сказала Элеонора, понимая, что лжет, и уверенная в том, что он это прекрасно знает.

Себастьян рассмеялся — низким, мелодичным смехом.

— О, мисс Харт, вы верите. И именно это делает вас... интересной.

Он поднял бокал, и хрусталь поймал свет, отбрасывая рубиновые отблески на белоснежную скатерть.

— За веру в невозможное, Элеонора. И за разговоры, которые еще впереди.

Она подняла свой бокал, чувствуя, как быстро бьется сердце. Это был первый раз, когда он назвал ее по имени.

— За разговоры, профессор Валериан. Надеюсь, они будут... откровенными. — и покраснела, смутившись двусмысленности фразы.

Их бокалы соприкоснулись, и звук хрустального звона повис в воздухе, словно невысказанное обещание.

6. Гостья

Элеонора проснулась резко, словно от толчка. В комнате было темно, тишину нарушало лишь мерное тиканье старых напольных часов в углу. Она повернула голову и всмотрелась в цифры маленьких электронных часов на прикроватной тумбочке: три часа семнадцать минут! Снова!

Третью ночь подряд она просыпалась ровно в это время, как по расписанию. Элеонора села на кровати, потирая виски. В ушах все еще звенел тихий женский голос, звавший её по имени.

"Элеонора... Элеонора..."

Сначала она думала, что это просто сон, отголосок кошмара, который забывается с пробуждением. Но голос становился все отчетливее с каждой ночью, просачиваясь в её сознание даже в моменты бодрствования. Странное ощущение, словно кто-то следит за ней, не покидало в последнее время.

Она откинула одеяло и подошла к окну. Равенсхолм спал под пеленой густого тумана. Старинные дома с их остроконечными крышами напоминали застывших каменных стражей. В этом городе всегда было слишком много теней, слишком много мест, где могла прятаться тьма.

Внезапно её внимание привлекло движение на улице. Прямо под фонарем, чей свет едва пробивался сквозь туман, стояла фигура. Женский силуэт, размытый и нечеткий, как будто нарисованный акварелью на мокром листе. Элеонора почувствовала, как по спине пробежал холодок. Фигура не двигалась, но казалось, что она смотрит прямо на неё.

— Кто ты? — прошептала Элеонора, зная, что её никто не услышит через закрытое окно.

Но