Ядовитые мальчики - К. Л. Тейлор-Лэйн

ступеньке выше от нас. Твердые, как скала, мышцы перекатываются под его футболкой при соприкосновении. Он отпускает одно мое плечо, его пальцы вместо этого поглаживают изгиб моего горла. Обхватывает мой подбородок, мою челюсть, баюкая ее.

— Я проведу остаток своей жизни, заглаживая вину перед тобой. И даже этого никогда не будет достаточно. Я сломлен без тебя, и тебе следует держаться подальше от нас. — его слова причиняют боль, как нож, вонзающийся мне в живот. — Но я слишком эгоистичен, принцесса, ты нужна мне. Мы нуждаемся в тебе, и я знаю, что мы тебя не заслуживаем, даже частички тебя. Ты более чем слишком хороша для нас. Но я последую за тобой на край света, даже если я тебе не нужен, мы проложим путь, убедимся, что ты доберешься туда в целости и сохранности. Куда бы это ни было, ты хочешь пойти, что бы ты ни хотела делать. С нами или без нас. Мы будем защищать тебя на каждом шагу, даже если для этого придется защищать тебя от нас.

Я смотрю на Рекса, слезы наполняют мои глаза, они горят, и я оцепенело наблюдаю, как он с печалью в глазах кивает в знак согласия.

И я плачу.

Я рыдаю так сильно, что не могу дышать. Нет времени, нет смысла, есть только что-то медленное, пронзительное, сокрушительное внутри меня. Мне кажется, что мои ребра загибаются внутрь, их тупые концы погружаются в мое сердце ядовитыми концами.

Рука Кинга сжимается на изгибе моего плеча, другая его рука поглаживает вверх и вниз по моему горле. Он так осторожен со мной, что мне становится еще больнее.

Рекс прижимает меня к себе, обволакивая, словно теплыми, надежными стенами.

Остальной мир не имеет значения.

Не существует.

Ничего, кроме их слов, потому что они имеют в виду их, даже если это причиняет им боль. Здесь замешано что-то похожее на любовь, о чем я могу только подозревать, потому что никогда по-настоящему не чувствовала этого раньше.

В моей груди кровоточит холодная пустота, и я думаю о том, как я так усердно пыталась заполнить ее. Ничто даже близко не сравнится с тем, чтобы снова собрать меня воедино, что бы я ни делала, чтобы исцелить тьму.

Пока эти ядовитые мальчики не выбрали меня. Трахали меня, обожали, разрушили. Это было неизбежно. Я думала, им станет скучно, что они поймут, насколько я неинтересна. Что я буду принимать больше наркотиков и глотать больше таблеток, и они будут думать, что я веселая. Они не увидели бы страха, оторопи, тревоги. Принадлежности к моему отцу. Все эти вещи составляют мою целостность. Я предполагала, что потребуется столько усилий, чтобы удержать их внимание только на мне, что потребуется все, что я могу дать, и даже больше, и я отдам это.

В конце концов, это убило бы меня, но я бы сделала.

И тогда я была бы свободна.

Они обнимают меня, когда я плачу. Вместе, братья не по крови, а по любви, уважению и верности. Что-то, что заставило их причинить мне боль, но они переживут это. Через несколько недель все это ничего не будет значить.

Я буду ходить на занятия и отрабатывать свои оценки, не высовываться, так сказать, с чистым носом. Я больше не буду пытаться быть веселой. Я не думаю, что даже со всеми таблетками я когда-либо действительно была такой. Едва ли близка к норме. Я не уверена, что что-либо могло помочь мне достичь и этого.

Нормальности.

Рекс приподнимает мою голову, целует мои соленые губы, проглатывает свидетельство моей печали, и он даже не знает, из-за чего это. Я думаю о том, как он поцеловал меня, вот так, после того, как Кинг и Флинн спасли меня от смерти.

Как я плакала, потому что хотела, чтобы они этого не делали.

Лицо Кинга уткнулось в изгиб моей шеи, его губы посасывают горло.

Это похоже на мольбу. То, как они оба цепляются за меня, и я ненавижу это.

Я для них не гожусь.

Все так нежно, они оба так осторожны, обращаясь с глупой, сломленной девчонкой.

Мне хочется рассмеяться, но я сдерживаюсь, затаив дыхание, пока мои рыдания стихают, я плачу медленнее.

Я подожду, пока не останусь сегодня вечером одна. Я буду плакать под своим одеялом, натянув простыни на голову, под сияние своих гирлянд, пробивающихся сквозь хлопок. И я позволю последним частичкам моего сердца раствориться.

Я делаю глубокий вдох, поднося свободную руку к ноющему лицу, вытирая слезы под глазами, которые заставляют меня морщиться, соприкасаясь с синяками, но я держу язык за зубами, не желая показывать, как сильно мне на самом деле чертовски больно.

Я должна была бы хотеть, чтобы они чувствовали себя виноватыми, я должна был бы заставить их чувствовать себя хуже, испытывать отвращение к самим себе, еще большую вину.

Хуже меня.

Но я не уверена, что когда-нибудь хотела бы, чтобы другой человек чувствовал то же, что и я.

Страдал так же сильно, как и я.

Поэтому я говорю:

— Спасибо. — мягко, тихо и покорно, хотя бы для того, чтобы отвлечь их внимание от меня. И затем: — Мне это от вас не нужно, но спасибо. Сейчас мне просто нужно, чтобы меня оставили в покое.

Я опускаю подбородок, дыхание с дрожью вырывается у меня сквозь зубы, пока я пытаюсь сохранить самообладание, взять себя в руки. Позже сегодня у меня еще одно занятие, а потом учебная группа с репетитором, потому что я провалилась, а мне нужно все сдать, иначе меня отправят обратно в Брайармур.

Мой отец может сделать со мной все, что захочет.

Я хочу прокричать это, напоминание об этом острым, как ржавый гвоздь, ударом в висок, но вместо этого я втягиваю губы в рот, между зубами, запирая слова обратно внутри.

— Котенок, я хочу…

— Все в порядке. — перебивает Кинг, останавливая брата, положив руку ему на плечо, но другой рукой он запрокидывает мою голову назад, и я выгибаю шею, чтобы посмотреть на него снизу вверх. — Что бы ты ни захотела, ты за все отвечаешь.

Это как смотреть снизу вверх на демонического бога, на его красивое лицо, гладкую кожу, серебристые глаза. Как будто он не должен быть настоящим. Его пальцы разжимаются на моем горле, и я сглатываю. Я знаю, что мне нужно оттолкнуть его, но я хочу, чтобы он никогда не отпускал меня.

— У меня дела с учебой. — вот что я говорю, смещаясь, чтобы они освободили меня, что они и