Финишная черта - Мари Милас

в ежедневнике, что мой голос очень сексуальный и властный, а затем, когда мистер Аоки говорит, что он рад будет работать с нами многие годы, закрывает глаза и мирно засыпает у меня на плече.

И это лучшее, что случалось со мной в жизни.

Глава 26

Аврора

Англия, Лондон.

Еще никогда приезд в Лондон не ощущался таким шумным. Вся моя семья в сборе и сходит с ума.

– Папа, отстань уже от этой железной дороги и поехали!

– Секунду! Мы с Марком построили новый туннель.

Со второго этажа пентхауса доносятся визги и крики, словно там не два ребенка и мужчина, а целое племя обезьян.

– Мы опоздаем, проверите туннель потом, – вздыхает Анна и бросает взгляд на часы. – Мама! Забери папу от детей, иначе я его оставлю.

Мама выскальзывает из уборной на первом этаже и поправляет блестящее золотое платье до пола. Ее светлые волосы собраны в легкий пучок, а на шее – красивое колье, без сомнений подаренное зятем.

– Милая, не нервничай. Сейчас они достроят, что бы они там ни строили, мне кажется, это уже давно не железная дорога, и он подойдет. Мы слишком давно не видели внуков.

Я тоже начинаю нервничать, потому что мне хотелось бы приехать пораньше, чтобы пообщаться с Лиамом. Он не знает, что мы встретимся, и я не хочу его предупреждать. Еще утром мы переписывались, и он спрашивал о погоде в Германии. Где я и должна по идее быть. Но планы изменились.

Мне хочется сделать ему сюрприз и быть рядом в важный для него день. Он всегда был рядом со мной… Боже, все еще не могу это осознать.

Я каждый раз чувствовала, как мое сердце сильно билось на старте, и это никак не было связано с волнением перед гонкой. Я бы так хотела хоть раз увидеть Лиама, когда финишировала.

– Аврора, когда ты улетаешь в Германию?

– В четверг.

– О, – плечи мамы опускаются. – Послезавтра.

Я встаю с дивана в гостиной, провожу руками по бедрам, разглаживая черное обтягивающее платье длины миди и подхожу к маме.

– Скоро закончится сезон, и я обязательно приеду к вам.

Чертова лгунья. Я не приеду в Бристоль.

Мама обнимает меня и поглаживает по волосам, уложенным в голливудскую волну.

– Мы очень скучаем по тебе, малышка.

Я тоже скучаю. Моя любовь к родителям, возможно, не такая, как у многих детей, но я все равно испытываю к ним сильное чувство привязанности. Они дороги мне. В руках мамы я слегка напрягаюсь, но сразу же расслабляюсь. Почему-то мне стало проще принимать прикосновения от близких. Раньше даже это было проблемой, но что-то изменилось… Я изменилась. Стала спокойнее. Шум внутри меня затих. У меня все еще полно странных страхов и триггеров, но я просто могу с ними справиться, потому что, кажется, Лиам поселился внутри меня. Его умиротворенная душа спелась с моей и сгладила мои острые, как лезвия, углы.

– Приезжайте почаще в Лондон. Здесь у нас больше шансов увидеться.

Мама кивает и хочет ответить, но Аннабель кричит:

– Папа, мы уходим, продолжай подрабатывать машинистом, пока!

Майк Андерсон может быть и не получит медаль за отцовство, но он определенно стремится занять первую позицию в чемпионате дедушек. Я все еще удивляюсь этой поразительной разнице в его общении с внуками и с нами. Да, сейчас он учитывает свои ошибки и мягче себя ведет с Анной и мной.

Но мы помним.

Я помню каждую слезу своей сестры.

Я помню атмосферу тотального контроля в своем доме.

Я помню… что он подвел меня. И я все еще запрещаю себе винить его в этом. Никто не виноват, кроме его ублюдского друга.

– Бегу! – Папа спускается по лестнице, надевая пиджак на ходу. – Няня точно справится с этими двоими? Оливия только что вошла в детскую в твоих туфлях.

Аннабель потирает виски.

– Пусть делают, что хотят. Главное, чтобы дети были живы, а дом цел.

Папа приподнимает темную бровь, а мама поправляет его волосы, тронутые сединой.

– Ты балуешь их.

– Сказал человек, который купил им железную дорогу размером со страну.

Он потирает челюсть, но ничего не отвечает, хотя раньше продолжил бы доказывать свою точку зрения, даже если это шуточная беседа.

Люди не меняются основательно. Фундамент не заменишь. Но краска со стен иногда облупляется, и ты можешь перекрасить их в другой цвет.

– Пойдемте, Леви уже давно подъехал. Еще чуть-чуть, и он взорвется. Давайте не будем его нервировать, вчера был день рождения Генри. Он все еще приходит в себя.

Отец Леви, Генри Кеннет, скончался чуть больше года назад. Это не должно было стать ударом, потому что мы все понимали, что болезнь берет над ним верх, однако боль потери была слишком сильной. Особенно для Леви. Не думаю, что он когда-нибудь придет в норму и перестанет сожалеть о утраченных моментах с отцом. Мне кажется, потерю этого человека ощущают остро все, кто был с ним знаком. Ведь каждый из нас до сих пор говорит фразу, которую он повторял при любом загадочном стечении обстоятельств: «Случайности не случайны».

И это правда.

Мама печально вздыхает.

– Бедный мальчик.

– Он уже не мальчик, – комментирует папа.

– Если ты отрицаешь чувства на каком-то генетическом уровне, это не значит, что остальные делают так же, – начинает злиться Анна.

Какой прекрасный семейный вечер. Просто сказка.

Папа делает глубокий вдох, и когда мы заходим в лифт, бормочет:

– Я не это имел в виду.

Я наклоняюсь к Анне, отбрасываю ее темные длинные волосы и шепчу на ухо:

– Ты заметила, как он избегает смотреть тебе прямо в глаза?

Она тяжело сглатывает и теребит подвеску, которую ей подарил Леви на девятнадцатый день рождения. Тогда он и Лиам пришли поздравлять ее с цветами. Стоит ли говорить, что я нагло отжала один букет? И это были каллы от Лиама.

– Да. Он всегда так делает, – вздыхает она, рассматривая блестки на своем темно-фиолетовом платье.

– Это вина?

Она пожимает плечами.

– Не знаю, – честно отвечает она.

Я тоже не знаю.

Смог бы папа смотреть мне в глаза, если бы моя грязная тайна всплыла на поверхность? Смог бы хоть кто-то из моей семьи смотреть на меня, как прежде?

Мы садимся в машины. Анна уезжает с мужем, а я решаю поехать с родителями, чтобы мама перестала грустно вздыхать. В последнее время она постоянно говорит, что ей очень не хватает меня. Сегодняшний вечер стал отличной возможностью провести время не только с