Финишная черта - Мари Милас

– Ты готова к Германии, Аврора? Это самая опасная трасса.

Я удивлена, что папа в курсе опасности на следующей гонке.

– Я очень переживаю. Говорят, что в прошлом году там была смертельная авария. – Опять грустный вздох от мамы. Она оборачивается назад и смотрит на меня, как бы умоляя быть осторожнее.

– Все будет хорошо. Я всегда готова.

Я поворачиваюсь к окну и смотрю на вечерние огни Лондона. Буду ли я готова когда-нибудь остановиться? Остаться в этом городе, а не метаться по миру? Возможно, не сейчас… но когда-нибудь. Когда-нибудь я бы просто хотела замедлиться. Это чувство пришло ко мне в Италии. Оно прострелило мне грудь, словно пуля из револьвера. Я покоилась в руках Лиама… и не хотела нестись по жизни.

Гонки – моя страсть. Но в основном я всегда просто пыталась мчаться быстрее, чем мои мысли. Чем темнота и агрессия, поглощающие меня. Сейчас что-то изменилось, я все еще хочу ощущать руль и рев двигателя, задерживать дыхание перед каждым поворотом, но я скучаю по спокойствию. По глади на воде, которая существует только рядом с ним.

Мне тоже хочется встречать Лиама на каждом его «финише». Мне хочется быть рядом, когда ему тяжело. А Лиаму часто тяжело, даже если он не показывает это ни единой душе.

Я не могу позволить ему продолжать разрываться между странами, своими обязанностями и мной. Это был бы самый эгоистичный поступок в моей жизни.

Папа нервничает из-за сложной ситуации на дороге и кричит какому-то водителю, чтобы тот пошел в задницу.

– Перестройся после следующего светофора в крайний ряд, а потом проскользни в средний.

– Я и сам знаю!

Я откидываю голову на подголовник и бормочу:

– Конечно, знаешь, ведь именно ты проводишь за рулем целые дни.

Повисает тишина, и в зеркале заднего вида я наблюдаю, как папа делает успокаивающий вдох. Христос, он доведет себя своими нервными вспышками до сердечного приступа. Нельзя так заводиться из-за мелочей.

Полагаю, доля вспыльчивости и неуместной агрессии досталась мне по наследству.

– Извини, – тихо говорит он и делает так, как я сказала.

К тому моменту, когда мы добираемся до театра, атмосфера между мной и родителями становится почти невыносимой, ведь они начинают задавать вопросы о Лиаме. А я не знаю, что ответить. Они видели новости, знают, что он совладелец моей команды, и слышали все эти глупые комментарии журналистов. Нет ничего, что прямо указывает на то, что мы с ним вместе, но все, кто нас знает, без труда могут сложить два и два.

Я буквально выпрыгиваю из машины, как только мы останавливаемся, отбиваясь фразами: «Это все домыслы» и «Мы просто друзья».

Могу ли я рассказать родителям о том, что у меня тайные отношения с будущим герцогом, которому запрещено на мне жениться? Не думаю.

Великолепное здание театра сверкает огнями на фоне туманного лондонского вечера. Я встречаюсь с Аннабель и Леви в холле, а родители следуют за мной.

– Почему папа такой красный? – шепчет сестра.

– Потому что у него аллергия на хорошее настроение, – тихо отвечает ее муж, прокручивая запонку на белоснежной рубашке, а затем пожимает папе руку.

Я знаю, что Леви терпеть не может нашего отца, но он всегда старается проявить уважение. С мамой у них более теплые отношения. Они целуются в щеки и крепко обнимают друг друга.

Анна подзывает меня и говорит, где можно найти Лиама. Я киваю и ускользаю.

Густой поток зрителей заполняет просторное фойе, где блестят мраморные колонны, а изящные люстры рассеивают мягкий свет. Сделав глубокий вдох, я пробираюсь через толпу, избегая оживленных бесед. Прямо передо мной – массивная дубовая дверь, ведущая в коридор с гримерками. Анна сказала, что Лиам будет в одной из этих комнат после того, как настроит танцоров на выступление.

Я стучусь в одну из дверей, на которой указано его имя: Уильям Аарон Рассел III. Балетмейстер.

Гордость разрастается в груди, подобно огненному шару. Этот человек успешен во всем, за что бы ни брался. Я знаю, что это не первый спектакль, который он ставит, но думаю, что каждый из них для него особенный.

Я открываю дверь в небольшую, но аккуратную комнату. В ней никого нет. Надеюсь, когда Лиам войдет, он не будет против моего вторжения.

Пока я брожу по комнате, мои мысли сосредоточен на человеке, который готов сделать все, чтобы те, кто ему дорог, были счастливы.

Балетное искусство для Елизаветы, чтобы она гордилась внуком, которому дала беззаботное детство и юность.

Владения Расселов и бизнес для дедушки, чтобы он знал, что оставит свое наследие в надежных руках.

Благодарность считывается в каждом поступке Лиама.

И даже если я считаю всю эту аристократическую ерунду пережитком прошлого, я уважаю Елизавету и Аарона. Благодарна им за мужчину, которому отдано мое сердце.

Горячее дыхание касается моего затылка, и я лишь слегка пугаюсь, но сразу расслабляюсь, когда ощущаю его руки на своих бедрах. Я бы не спутала Лиама ни с кем другим, даже если бы была слепа.

– Как ты сюда попала, Королева? – шепчет он, скользя носом по моей шее.

– Через дверь? – усмехаюсь я, прикусив губу.

Лиам разворачивает меня, и я встречаюсь с ним взглядом. Он делает шаг вперед, прижимаясь ко мне. Моя спина соприкасается с холодной стеной.

– Мы переписывались утром. Ты говорила, что в Германии дождь.

– Кажется, я перепутала. В Лондоне тоже был дождь.

Мы смотрим друг на друга, и сердце бьется чуть быстрее. Затем мы сливаемся в поцелуе, который заставляет меня покрыться мурашками с головы до ног. Я хватаю Лиама за лацканы его шикарного смокинга и притягиваю ближе. Его рука тут же находит разрез на моем платье и скользит по бедру, как языки пламени.

– Боже, как я скучал, – он стонет, прижимаясь ко мне сильнее. Его возбужденный член упирается в низ моего живота, а язык стирает помаду с моих губ.

Мне, наверное, придется освежить макияж.

– Я сильнее.

Моя спина выгибается, когда пальцы Лиама обводят край моих трусиков.

– На тебе красивые трусики, Королева?

– Всегда.

Он усмехается и поглаживает нежный участок кожи, но так и не проникает под нижнее белье.

– Я обязательно проверю. – Он убирает руку из-под платья, обхватывает мое лицо и скользит большим пальцем по линии челюсти. – Позже.

– Лучше бы тебе это сделать, Рассел, – угрожающе произношу я, недовольная тем, что он завел меня до предела, а теперь стоит, как ни в чем не бывало.

Нахал!

Его глаза становятся темно-серыми,