Лунный шторм. Время взрослеть - Клэр Твин

Мое настроение разбивается о грубость и упертость бойфренда. Я строю обиженное личико и прыгаю на ноги, поправив пижамные шорты и игнорируя тяжелый взор Райта.

– Твоя узколобость меня выбешивает. Из-за одной ошибки ты отказываешься двигаться дальше, побороть страх… Это ненормально, – раздраженно проговариваю я, на что Никсон громко смеется и хлопает в ладоши.

В недоумении приподнимаю одну бровь. Что его так рассмешило?

– Это говоришь мне ты, Рэйчел? Что тебе известно о страхах? Что ты знаешь о беспомощности? Когда дорогой тебе человек разрушается на твоих глазах, а ты ничего не можешь изменить? Что ты знаешь?

Вроде бы я стою, но поверхность под ногами не чувствую. Вроде дышу, но легкие горят, словно кто-то костры разводит. Вроде смотрю на него, а картинка плывет, пеленой покрывается и искажает видимость…

Как же он несправедлив ко мне, но я его не виню, ведь Никсон ни сном ни духом о моем прошлом. Он представления не имеет, что я сама чуть ли себя не потеряла, когда уродовала кисти лезвием. Шатен не знает, что я боялась любви, боялась быть преданной, отвергнутой и брошенной. Ему неизвестно, что я наблюдала за тем, как моя первая любовь отпускает мою руку, как преображается в монстра… как покидает меня.

Никсон не прав – мне все знакомо, я через это проходила, но, в отличие от него, со своими страхами я борюсь. Смелость порой это не только действие, это еще и мысль.

Тихо шмыгнув покрасневшим носом, я вытираю ребром ладони скользящие по щекам слезы и собираюсь с духом.

Видимо, парень понимает, что задел за живое, потому его лицо немного проясняется.

– Почему ты дальше своего носа ничего не видишь, Никсон? Мне жаль твою сестру, потому что ты не способен отпускать прошлую боль.

– Ты драматизируешь, – отмахивает он, отыскав на стуле свою кофту.

– Тебе не удастся держать все в абсолютном контроле! Ты не имеешь права управлять ее жизнью! – подбегаю к нему я, бегая мокрыми глазами по его ровному лицу.

Он деревянный, иначе не скажешь! Черствая деревяшка.

– Ты забываешься. Она моя сестра, тебе не следует так яро выступать за ее права. Мне лучше знать, что делать с Би и ее эгоистичным нравом.

В шоке раскрыв глаза пошире, я качаю головой и не верю в услышанное.

– Ненавижу…

– Взаимно, – буднично произносит кареглазый, натягивая на широкие плечи джинсовый пиджак.

Он прячет мобильник в передний кармашек и оглядывается, проверяя, не забыл ли что.

Не поняла… Он что, уходит? Уже почти полночь, он с ума сошел?

– Куда ты собрался? – следуя по пятам, бросаю в спину, однако придурок успешно меня игнорирует.

Мы выходим в коридор второго этажа и быстрыми шагами спускаемся вниз, где слабо горели настенные лампы. Все уже давно провалились в сладкую дремоту.

– Домой, – обувается в прихожей Никсон.

Я замираю напротив, скрестив руки на груди и испепеляя профиль Райта свирепым взглядом.

Дурак! Даже волосы не высушил.

Закончив со шнуровкой, парень ловко открывает входную дверь и выходит на улицу.

Звезды умиротворенно мерцают на темном шатре, уличные фонари рассеивают кромешную тьму. Мерзлый ветер кутает мои обнаженные ноги и руки в прозрачный плащ и заставляет поежиться, тем не менее огонь гнева позволяет моим конечностям функционировать и догнать быстро шагающего парня.

Он одним движением снимает сигнализацию со своего порше и даже не думает остановиться.

– Никсон, ты совсем спятил? Вернись в дом! Это некрасиво. Что подумают мама с Филом? – пытаюсь достучаться до непробиваемого бойфренда я, а тот в свою очередь открывает дверь и садится на водительское место.

Господи, если я сейчас не подниму с земли камень и не брошу его в окно порше, значит, произойдет чудо. Я на грани нервного срыва.

Заводит двигатель, я же зарываюсь руками в волосы, отбрасывая их назад.

– Никсон! – зову я.

Не смотрит. Ублюдок. Истеричка.

– Никсон!

Меняет скорость, нажимает на педаль и двигается с мертвой точки, даже не взглянув в мою сторону.

Спятить можно!

Он правда уехал? Правда?! Черт побери, я догоню его и убью, перед этим хорошенько помучив.

Провожаю сконфуженным взглядом авто, скрывающееся за поворотом, и до сих пор смириться не могу.

Это неправильно. Вечер был чудесным, все шло как по маслу, но почему с нами вечно происходит чертовщина? Или дело в различных точках зрения? Я устала. Устала вечно ссориться с ним, мне надоело оправдывать его, это слишком сложно.

Но больше всего меня тревожит иной факт: «ненавижу» мы сказали друг другу раньше, чем «люблю». Наша история полна сюжетных дыр, и создаем мы их сами.

Я в подавленном состоянии возвращаюсь в коттедж и валюсь на кровать, в которой должен был засыпать Никсон.

В комнате все еще пахнет манго…

Глава 20

Утром я проснулась уже без какого-либо настроения и на неизбежный вопрос матери «Где Никсон?» коротко ответила, что ему пришлось уехать по семейным обстоятельствам. Наглая ложь. Зачем, спрашивается, я вообще выгораживаю этого невоспитанного грубияна перед семьей? Ах, точно, чтобы не разрушить его кристально чистую репутацию.

Фил помогал маме на кухне, а мы с Роуз, состояние которой совпадало с моим, сидели в гостиной и смотрели «Чародеек», мысленно витая за границей реального мира. Удивительно, что границы эти стерли две определенные персоны.

До меня доносился шум воды, пищание микроволновки и улюлюканье мамы, дурачившейся с Филом. Я добавила громкость телевизора почти на максимум, надеясь потушить раздражение, возникшее из-за вчерашней ссоры. В данный момент совсем не хочется видеть кого-то или слышать. Убежать бы в лес, найти старую хижину и запереться на годик или больше, если потребуется.

Фишер отстраненно глядит на свои сложенные на коленях руки и периодически двигает бровями, кривя уголками опухших губ. Я отлично понимаю, что ей не хочется разговаривать, в принципе, как и мне самой, тем не менее не спросить о ее самочувствии я не могла, потому что искренне переживаю. Мне хорошо знакомы те чувства, которые пропускает через себя подруга: пытаешься смириться с уходом человека, все еще храня частичку его души в своем сердце. Это неправильно, но плевать – чтобы заглушить боль, мы можем пойти даже на самообман.

Я перевожу дыхание и снова хватаюсь за пульт, теперь уже убавляя громкость до идеального, по моим расчетам, уровня, чтобы взрослые, находящиеся на кухне, не могли подслушать и словечка.

– Ты в порядке? – в горле запершило, отчего голос в конце немного сорвался. Я чертыхнулась под нос.

Блондинка не сразу обращает на меня свое внимание: поднимает скучающие сонные