Поймать солнце - Дженнифер Хартманн

— Это из-за отца Кая? Ты собираешься официально представить его мне как своего нового парня? Потому что в этом нет ничего особенного. Я уже говорила тебе об этом.

Отведя глаза в сторону и поправляя волосы, мама прочищает горло, не подтверждая и не отрицая.

— Встретимся в гостиной через минуту, — говорит она, а затем исчезает с порога так быстро, что, клянусь, оставляет за собой облако дыма.

Я потираю грудь основанием ладони.

Мой мобильный телефон лежит на тумбочке рядом с горшком с карандашом и белым камнем. Я тянусь к телефону, прежде чем вылезти из кровати, отчаянно нуждаясь в душе, но больше всего мне хочется узнать, что задумала мама.

Свесив ноги через край, я улыбаюсь череде сообщений и гифок Бринн, которые скрасили мое настроение за последние несколько дней, а затем просматриваю последнее сообщение Максу.

Я: Я скучаю по твоим спискам.

Моя улыбка увядает.

Я отправила его в четыре часа утра, через несколько часов после того, как он оставил меня насытившейся и измотанной. Макс ласкал меня языком так долго, как только мог. Несколько раз доводил меня до края, а потом отрывал, упиваясь моими извиваниями и протестами, зная, что ему нужно насладиться тем небольшим количеством времени, которое я предлагала. Когда я наконец кончила, это было мощно. После этого я ласкала его ртом и руками, когда он стоял на коленях надо мной, сжав в кулак мои волосы, а другой рукой ухватившись за раму кровати, когда он с тихим стоном кончил мне на живот.

Я позволила ему обнять меня сквозь слезы.

А потом он ушел.

Мое сердце замирает, когда я обнаруживаю, что он не ответил на мое сообщение, хотя оно было прочитано через минуту после того, как я его отправила. Я не могу винить его за это, как не могу винить свое бедное сердце за то, что оно сдалось под действием периода молчания, которое я же и установила.

Я кладу телефон на место и медленно поднимаюсь с матраса. Мне требуется минута, чтобы сориентироваться, обрести равновесие, а затем я двигаюсь вперед на ослабевших ногах. По крайней мере, они больше не похожи на желе. Скорее, как переваренные спагетти. Я отказываюсь доставать ходунки, пока иду по ковру к двери своей спальни. Мамин голос доносится по коридору из гостиной, вызывая новую волну любопытства.

Я уверена, что увижу Риккардо и Кая, сидящих в нашей гостиной, их нервы на пределе, когда они сообщают мне о новом статусе отношений.

Вздыхаю и иду вперед.

Осторожно ступаю по короткому коридору, держась рукой за стену, выкрашенную в кремовый цвет, чтобы не потерять равновесие. Когда дохожу до конца, я снова улыбаюсь, сияя от счастья. На данный момент это была самая дальняя прогулка, которую я совершила без посторонней помощи.

Мама встает с диванчика напротив меня, ее глаза широко раскрыты, руки прижаты к животу, и она то и дело моргает.

— Элла.

— Я прошла весь путь сама, — говорю я ей. — Я сделала это.

Слезы застилают ей глаза. Она счастлива за меня.

Но прежде чем я успеваю сказать что-нибудь еще, тень на периферии завладевает моим вниманием, отвлекая от этого радостного момента. Я хмурю брови и пристально смотрю в глаза матери, пока она с трудом сглатывает, и ее слезы текут по белым как мел щекам.

В меня вселяется какое-то чувство.

Укол осознания. Удар локтем в живот.

Я медленно поворачиваюсь, когда вспышка медных волос мелькает перед моими глазами.

И замираю.

Облако неверия клубится вокруг меня, когда мои глаза встречаются со знакомыми темно-зелеными.

Я ахаю. Задыхаюсь. Пошатываюсь, качаюсь и дрожу.

Он смотрит на меня с края кухни, и в его взгляде читаются сильные эмоции. Его голос срывается, когда он говорит с улыбкой, которую я не видела с пятнадцати лет:

— Привет, Пятачок.

Последнее, что я слышу, это мой собственный истошный крик.

Затем меня подхватывают мамины руки, когда я падаю без сознания.

ГЛАВА 33

ЭЛЛА

Джона сидит рядом со мной на диване.

Джона.

Сидит.

Рядом со мной.

На диване.

Мама прижимает салфетку ко рту и носу, сидя напротив меня и поглаживая мои волосы, пока мое тело сотрясает сильная дрожь.

— Я же сказала тебе подождать на кухне, — ругает мама, ее голос звучит искаженно. — Я хотела подготовить ее. Она еще очень хрупкая, Джона.

— Я ждал годы. И не мог больше ждать.

Это обман.

Все это не по-настоящему.

Я все еще в коме.

Черт возьми, я все еще в коме.

Я щипаю себя за кожу, дергаю за волосы, топаю ногами.

Проснись, Элла.

Проснись!

Ничего не меняется.

Я поворачиваю голову влево, и Джона по-прежнему рядом со мной, его рука лежит на спинке дивана, на его лице читаются любовь и беспокойство, когда он гладит меня по спине и говорит, что все в порядке.

— Нет, — хриплю я. — Нет, нет, нет. Ты не настоящий. Я… я не…

— Я настоящий. — Джона берет меня за плечи, удерживая неподвижно, пока я мысленно и физически теряю равновесие. Смотря в мои глаза, он заставляет меня посмотреть на него. — Сделай глубокий вдох. Дыши, Элла. Я настоящий. Я здесь. Я так чертовски скучал по тебе.

Я хмурюсь.

— Нет.

Мама сжимает мое предплечье, всхлипывая с другой стороны от меня.

— Милая, мне так жаль, что я не сказала тебе раньше, — выдыхает она. — Я не хотела обнадеживать тебя, если бы у тебя ничего не получилось… Ты прошла такой долгий путь. А потом произошел несчастный случай, и я была в ужасе. Это так сложно осознать, а ты едва держалась на ногах. Я думала, что верну своего мальчика, а потеряла девочку. Мне казалось, что Вселенная заставляет меня выбирать.

Ее слова растворяются в тумане.

— Как… как долго?

Пауза.

— Январь, — шепчет мама.

Январь.

Сейчас апрель. Сейчас апрель, а мой брат уже три месяца как вышел из тюрьмы, из камеры смертников, а я только сейчас узнала об этом.

Я чувствую, что меня сейчас стошнит. От изумления, от отчаяния, от душераздирающего неверия.

— Он гостил у друга в Шарлотте, — продолжает она срывающимся голосом. — Я подумала, что так будет лучше, пока ты полностью не поправишься. Мы не знали, какими будут долгосрочные последствия травмы мозга и как ты перенесешь столь сильный шок. Я хотела…

— Как? — Этот вопрос звучит как требование, а не как вопрос. Я в оцепенении смотрю на Джону. Он снился мне так много раз, в