Отпускай - Ольга Сурмина

прямолинейно. — Кин ответила ему взаимной улыбкой. — Ну что ж, ладно, я тоже никуда не тороплюсь. Просто… всякое может случиться. Мало ли. Беременность не спрашивает, хочешь ты заводить детей, или нет. Она просто случается, и все.

— Все случайности не случайны. — Штайнер лукаво прикрыл глаза. — Если относится к сексу без должной ответственности, это действительно может стать случайностью. Но не в нашем случае. Верно?

— Нейтан. — Бел медленно встала с кровати. Подошла ближе, и положила руки на теплую, напряженную грудь мужчины, которая скрывалась под отглаженной белой рубашкой. — Ты весь из себя такой ответственный. Такой категоричный, мне это нравится. Большинство парней не знают, чего они хотят, а еще боятся обязательств. Ты… не такой, наверно поэтому я в тебя влюбилась. Наверно поэтому тебя так обожает та девочка-инвалидка. — Она вздохнула, и вздох этот вновь сменила улыбка. — Но сердцу не прикажешь, придется это принять. Если она правда тебя любит, она должна тебя отпустить. И пожелать счастья. Вот в чем заключается… настоящая любовь.

Девушка поднялась на цыпочки, и дотронулась губами до его прохладной шеи. Штайнер тяжело, с ухмылкой выдохнул, и тихо сказал:

— Не сейчас.

— Почему? Она на кухне, ты сам сказал, ей нужно все обдумать.

— Не сейчас. Распакуем твои вещи, посмотришь комнату. Не торопись. — Ухмылка становилась странной. — В конце концов, у нас вся ночь впереди.

* * *

Она слышала сверху какую-то возню, и тремор не оставлял. Слышала приглушенные голоса со второго этажа, постоянный звук открывающейся-закрывающейся двери. Взгляд беспорядочно носился по кухне, скатерти. Натыкался на герань, которую давно стоило полить. Пульс так и стучал в висках. Ей казалось, она сейчас упадет в обморок. Закроет глаза, и больше не откроет их.

Хотя, прямо сейчас закрыть глаза и не открыть их больше казалось отличным решением всех проблем.

Эмма схватилась за лицо и тяжело, горько разрыдалась. Всхлипы разносились по помещению, слезы падали на колени. Холодные от нервов подушечки пальцев впивались в кожу, и от их давления даже ощущалась боль, но Фастер не чувствовала этой боли. Щипала себя, царапала, и сжимала зубы. Пыталась сжаться на стуле, но тот сразу начинал шататься.

Как так? Нейтан. Который каждую неделю… даже когда болел. Даже когда сам был голоден, приходил к ней. Забрал её к себе. Говорил, мол, не страшно, что у нее проблемы с ногами. Не страшно, что, когда она простывала, ему приходилось носить её на спине. Разве все это — не любовь? Разве все это время… ему было просто её жаль?

От этой мысли хотелось кричать. «Сестра». Просто сестра, как он её сейчас назвал.

Сердце продолжало болезненно сжиматься внутри, и каждый его удар приносил боль. Сейчас ей хотелось умереть. Не терпеть это все, не думать, не осознавать. Казалось, это было слишком за гранью её мироощущения. Нейт бы никогда её не предал. Никогда бы не ушел к другой, никогда бы не разлюбил. Это… какой-то другой Нейт. Незнакомый. Чужой, холодный. Где тогда её Нейт?

Исчез?

Вновь приступ рыданий.

Был ли вообще Её Нейтан? Существовал ли он?

Перед глазами все темнело. Сестра, которую ему было жаль. Никогда не говорил этого, потому что было жаль. Вечно её… всем жаль. И сейчас, когда он нашел девушку, которая ему приглянулась… признался. Конечно она лучше хромой инвалидки. Сильнее, веселее, за ней не нужно подтирать сопли. Не нужно мотаться с ней, как с ребенком, ведь она не ребенок. Она — женщина. А Эмма — ребенок, восьмиклассница. Которой «пора взрослеть». Морально — подросток, живущий в своих иллюзиях, и фантазиях о том, что такой мужчина как Нейт на самом деле мог её полюбить. Полюбить… несмотря ни на что. Она верила, что её можно любить такой. Такой, какая она есть, какой она была.

Так вот, нельзя.

Слишком заигралась. Забыла, кто она есть на самом деле.

Дистрофичная, неловкая, неуклюжая восьмиклассница с проблемными ногами. Не женщина. Ребенок.

Конечно, на такого как Нейт будут смотреть многие леди, потому что он самый лучший. Высокий, спортивный, красивый. С невероятными, лавандовыми глазами, каких Фастер больше не видела в жизни. С бледным, точеным лицом. Ухоженными, темными, длинными волосами, которые спускались ниже лопаток. Густыми. Эмме нравилось плести из них косички, когда он, спросонья, позволял.

И снова приступ рыданий. Он много что ей позволял. Ладони мокли от слез, глаза становились красными, распухал нос. Слиплись ресницы.

Красивый. Собранный, ответственный, заботливый. Чистоплотный и аккуратный. Должно быть из всех, кто на него смотрел, он выберет самую лучшую. Улыбчивую, здоровую. Красивую, чтобы ему под стать. Воспитанную и умную, иначе быть не могло. Раз она с ним работала, значит, наверняка умная. Разбирается в математике и прикладной физике.

Не выдержав потока собственных мыслей, Фастер начала нервно улыбаться. Затем тихо, безумно смеяться себе под нос. Нейт всегда был где-то впереди, где-то далеко. А она неслась за ним следом, и кричала: «бегу, любимый, бегу!!». На её счастье он оборачивался, и протягивал руку. До сегодняшнего дня. Сегодня не обернулся. Сегодня сказал: «не беги за мной, достала».

А если всех женщин, которые вились вокруг него выстроить в шеренгу по степени привлекательности в его глазах? Должно быть, Эмма была бы какой-нибудь третьей с конца. Или четвертой. В лучшем случае.

Из кухни раздавался истерический хохот.

«Лучше бы ты меня просто однажды убил» — с перекошенным лицом, повторяла девушка сама себе. «Я же никому не нужна. Никому, ни одному живому человеку. Кому я такая нужна? Ну кому я сдалась? Зачем я вообще родилась такой? Лучше бы вообще не рождалась». Её, получается, никто никогда не любил. Даже Нейт. Никто. Её терпели, принимали, жалели. Ей сочувствовали, и смотрели как на нечто, что никогда не встанет вровень с нормальными людьми. Человек «второго сорта», дорожная грязь. Несамостоятельный, неумелый. Слабое звено. Паразит, балласт.

Теплый воздух, несущий в себе запахи летних трав, врывался в прохладное помещение кухни, словно пытался утешить рыдающую Эмму. Сорвал несколько лепестков герани, один из них взмыл к полотку, и медленно опустился ей на колени. На секунду Фастер перестала плакать. Дрожащими пальцами сняла его с ткани платья, и повращала в руках. Красивый. Приятно пахнет, нежно, и едва уловимо.

Цветок. Цветы красивые, их все любили. Хотя, многие из них требовали тяжелого, муторного ухода, их все равно любили. Их холили, лелеяли, ими любовались. Цветы ничего не умели. Не приносили никакой пользы или выгоды. Они просто… красивые, и все. Только за это их любили.

А некрасивые цветы не любили.

Со страхом Эмма подняла глаза,