Измена. Вычеркнуть любовь - Ася Исай

Я запахиваю халат, но поздно. Тайна, которую я так тщательно скрывала, раскрыта. Сердце колотится так сильно, что, кажется, весь поселок слышит его стук.

— Виктор, тебе нужно уйти.

Но он не слышит. Делает еще шаг, покачивается. В его глазах целая буря эмоций. Шок, неверие, страх, надежда. Все смешалось в один невыносимый коктейль.

— Это… это мой ребенок?

Глава 10

Вопрос повисает между нами. Молчу, но мое молчание красноречивее любых слов. Считаю удары сердца — раз, два, три… На десятом он сам все понимает. Лицо бледнеет, ноги подкашиваются. Он шатается, хватается за стол, чтобы не упасть. Бутылка, которую он принес, падает, разбивается. Осколки разлетаются по полу, коньяк растекается темной лужей. Мы стоим друг напротив друга. Он делает неуверенный шаг вперед, протягивает руку, словно хочет коснуться, но замирает на полпути. В его глазах шок, неверие, страх.

— Господи… Таня… — голос срывается. Он трет лицо руками, словно пытается проснуться. — Почему ты не сказала? Почему?

В его голосе столько боли, что у меня сжимается сердце. Предательское, глупое сердце, которое все еще помнит, как он держал мою руку во время первого УЗИ двадцать лет назад. Как плакал вместе со мной, каждый раз, когда беременность обрывалась. Как клялся каждый раз, что мы обязательно попробуем снова. Память жестока. Она подбрасывает картинки из прошлого именно тогда, когда я меньше всего хочу их видеть. Но я не могу. Не могу снова открыться, снова поверить. Не могу позволить ему снова ранить не только меня, но и малышку, которую я уже люблю больше жизни.

— Потому что ты сделал свой выбор, Виктор. — голос звучит устало, опустошенно. Вся ярость ушла, оставив только усталость. — А я сделала свой.

— Сколько? — наконец спрашивает. — Сколько месяцев?

— Почти шесть. Он считает. Вижу, как шевелятся губы, как морщится лоб от усилий. Пьяный мозг с трудом справляется с простой арифметикой. Январь, февраль…

— Тот вечер… Перед Новым годом… Когда мы…

— Да.

Тот вечер. Последний вечер, когда мы были счастливы. Когда он пришел с работы раньше, с шампанским. Когда мы танцевали на кухне под “Старые песни о главном”. Когда любили друг друга так, словно нам снова было двадцать.

— Почему… почему ты не сказала?

В его голосе столько боли, что у меня сжимается горло. Но я не дам слабину. Не сейчас.

— Когда? Когда я должна была сказать? Когда ты собирал вещи? Когда говорил, что другая и ее ребенок важнее? Когда объяснял, что "мужчина должен нести ответственность"? Или когда твоя мать выбрасывала меня из собственного дома, называя бесплодной курицей?

— Я бы… я бы остался. Если бы знал…

— Нет! — почти кричу. — Нет, Виктор. Ты бы не остался. Ты бы сказал, что это попытка удержать тебя. Что я специально. Что это манипуляция. Или еще хуже предложил бы мне "решить проблему".

Каждое слово, как выстрел. Он вздрагивает, словно я и правда стреляю в него. Попала в точку. Хорошо. Пусть почувствует хотя бы сотую долю той боли, что пережила я.

— Я бы никогда…

— Правда? — склоняю голову набок.

Молчание. Тяжелое, вязкое, как летний воздух за окном. Малышка толкается, словно чувствует мое волнение. Глажу живот, пытаясь успокоить и ее, и себя. Виктор завистливо следит за каждым моим движением.

— Это девочка или мальчик? — спрашивает тихо.

Усталость берет верх над осторожностью. К тому же я так долго ни с кем не делилась этой радостью. Даже маме по телефону не решилась сказать.

— Девочка, — выдыхаю, не ожидая от себя такой откровенности.

Он открывает рот, закрывает, снова открывает. Адамово яблоко судорожно дергается.

— Девочка, — повторяет он, словно пробуя слово на вкус. — Наша доченька…

— Моя, — поправляю жестко. — Моя дочь.

Он словно не слышит. Глаза остекленели, взгляд обращен куда-то внутрь себя.

— Я всегда мечтал о дочери. Помнишь? Говорил, что назовем ее Софьей. Что буду носить ее на плечах, учить кататься на велосипеде, провожать на первое свидание…

— Виктор, прекрати.

Но он уже не может остановиться. Алкоголь и шок сломали все барьеры.

— А первый класс? Белые банты, букет больше нее самой… Я бы отпросился с работы, чтобы отвести ее. И выпускной… В красивом платье, как принцесса…

— Хватит! — мой крик разрывает ночь. — Хватит рисовать картинки того, чего не будет! Ты сам все разрушил!

— Таня… — он поднимает на меня покрасневшие глаза. — Позволь мне… Я хочу участвовать. Это мой ребенок тоже. Я буду помогать, буду рядом…

— Нет, — вспоминая долгие недели боли, тоже трезвею.

— Но я отец! Я имею право…

— Ты имел право выбора. И ты выбрал. Выбрал Алину и ее ребенка. А теперь, когда выяснилось, что тебя обманули, хочешь вернуться к запасному варианту?

— Ты не запасной вариант! Ты… Ты любовь всей моей жизни.

Качаю головой. Устало, безнадежно.

— Нет, Виктор. Любовь всей жизни не бросают ради первой встречной. Не предают ради призрачного шанса на отцовство. Не выбрасывают из дома, как ненужную вещь.

— Прости меня, — он вдруг опускается на колени прямо в лужу разлитого коньяка.

Виктор, мой гордый, самоуверенный муж стоит передо мной на коленях. Это так не похоже на него, что я на мгновение теряю дар речи. За столько лет совместной жизни я ни разу не видела его таким. Даже когда он просил прощения, а случалось это нечасто, — он делал это с достоинством, сдержано. А сейчас… Сейчас передо мной сломленный человек.

— Прости, я умоляю. Дай мне шанс все исправить. Ради нашего ребенка.

— Встань, — говорю холодно. — Встань немедленно. Не унижай себя.

Он поднимается шатаясь. — Ты никогда не простишь, — это не вопрос, это констатация факта.

— Я уже простила. Для себя, не для тебя, — уточняю. — Чтобы жить дальше. Чтобы не отравлять ребенка своей обидой и злостью. Но это не значит, что я готова впустить тебя обратно в свою жизнь.

— А ребенок? Он… она будет расти без отца?

Вопрос бьет в самое больное место. Сколько ночей я не спала, думая об этом. Правильно ли я поступаю? Не лишаю ли малыша важной части жизни?

— Лучше без отца, чем с тем, кто в любой момент может уйти к очередной Алине.

— Не будет никакой очередной! Таня, я понял…

— Виктор, уходи. Пожалуйста. — Чувствую, как начинает кружиться голова. Стресс, поздний час, беременность — плохая комбинация. — Мне нельзя нервничать. Я и так провела в больнице большую часть срока из-за угрозы. Он замирает, потом кивает. Достает бумажник, вытаскивает все деньги, кладет на стол.

— Это хотя бы возьми. Для ребенка.

— Не нужно.

— Таня, не упрямься. Это же