Не рыцарь из прошлого - Аня Истомина

— Ну, если ты все для себя решил за нас обоих, то на что ты надеялся? Что я буду ждать тебя после того, как ты меня бросил?

— Нет, — ухмыляется, стараясь скрыть обиду.

— Ну, вот и получилось так, как ты хотел, — вздыхаю. — Все счастливы. Пожалуйста, дай я выйду.

— Ир, я никогда тебя больше не обижу, — не отпускает, возвращая рукой и прижимая к себе.

И все мое тело ликует, буквально орет каждой клеточкой от его близости, но я упрямо упираюсь ладонями в мощную грудь, стараясь разорвать наш контакт.

— Я даже проверять это не собираюсь, — сердито шепчу. — Мне хватило. А теперь у меня есть о ком думать.

— Ты о ком? — сжимает Паша челюсти.

— О дочери, Паш, о дочери, — усмехаюсь.

Если я когда-нибудь и решусь на отношения, то только с тем мужчиной, которого она будет любить сильнее родного отца и который будет воспитывать ее как родную. Хватит с меня опытов.

После того, как жизнь моей девочки висела на волоске, приоритеты сменились. Именно после нескольких месяцев дежурства у дверей реанимации я перестала вспоминать о прошлом с болью и отпустила его. Потому что когда болеет твой ребенок, все остальное просто теряет значение.

— Ир, я понимаю, что ты мне больше не доверяешь. Но, я же всегда сдерживал свои обещания. Два года назад я обещал тебе вернуться не нищим зеком — вот, вернулся.

— Ты молодец, Паш, — вздыхаю. — Я, честно, очень рада за тебя. Только я уже другая, пойми ты это. Я больше не мечтаю о свадьбе и собаке. — грустно улыбнувшись, смотрю в его глаза, стараясь не окунаться в них, потому что обратно не выплыву — слишком глубоко. — Я больше не думаю о тебе. Не скучаю. У меня просто другая жизнь. Ребенок. У нас не получится таких отношений как до расставания. Просто снова будет больно.

— Знаешь, ты имеешь право мне не верить. Бояться. А мне терять нечего, поэтому я попробую. — усмехается и отпускает, выключает воду.

Открываю дверь, пока он не передумал. Я все правильно сделала. Я не выживу, если у нас все повторится и не получится снова.

— Попробуешь что? — бросаю, выходя из ванной и чувствую, как нервное напряжение отдается дрожью в ногах.

— Вернуть тебя.

— Ты просто потеряешь время.

— У меня его много.

— Знаешь, Паш, — оборачиваюсь. — Я другая, а ты ничуть не изменился. В этом-то и проблема.

11. Вредина

— Мама! — обрывает наш разговор крик Сони. — Пати!

— Соня, иди сюда, — шипит из зала бабушка, но она успевает выбежать и бросается к нам.

— Бо-бо, — тянет ладошки к моей руке. — Дяй поюю.

Берет меня за руку и дует на нее.

— Все хорошо, милая, не переживай, — глажу ее по голове. — Мне не больно.

— Пойдемте за стол? — выглядывает мама из комнаты.

— Я поеду, мне пора. — серьезно смотрит на нее Паша и переводит взгляд обратно на меня. — Спасибо за вкусный ужин.

— Пашенька, ну ты уж к нам в гости-то заезжай почаще, — обнимает его мама, когда он, накинув куртку, замирает перед выходом.

— Обязательно. — смущенно улыбается он, обнимая ее, потом Арину, потому что они стоят ближе к нему.

Я не рвусь в его объятия, но понимаю, что и мне не отвертеться.

Правда, прежде, чем добраться до меня, он присаживается на корточки и пристально смотрит на Соню, протягивая к ней руки.

Она без раздумий подходит и обнимает его за шею. Сердце сжимается от этого милого для окружающих и болезненного для меня зрелища. Потому что я понимаю, что это могла бы быть наша общая дочь.

Я очень люблю Соню. Если бы мне ради нее потребовалось пройти через весь тот ад, я бы прошла снова. Но… если бы она была дочкой Паши, этого ада просто бы не было.

— Ты была в детской комнате где горка и бассейн с шариками? — уточняет он у нее.

— Неть.

— Ой, врушка, — закатывает глаза мама.

— А хочешь сходить?

Возмущенно округляю глаза, потому что не планировала с ним еще куда-то вместе идти.

— Дя!

— Завтра тогда сходим, хорошо?

— Нам завтра к доктору, — хмурюсь, скрестив руки на груди.

— Во сколько? — со вздохом встает Паша.

— Ну, с утра. К девяти. — пожимаю плечами.

— Отлично. Я вас подкину. А то как ты с такими порезами одна справишься?

— Да справлюсь уж как-нибудь, — отрезаю резче, чем положено радушной хозяйке.

— Нет, я помогу, — не реагирует на мой посыл Паша. — Я как раз свободен завтра. Проводишь?

О, конечно! С удовольствием тебя провожу и скажу, чтобы катился колбаской и не смел лезть в душу к моему ребенку.

— Конечно, — улыбаясь, накидываю куртку.

— Мам, — зовет меня Соня.

— Подожди, мама сейчас придет, — тут же уводит ее Арина. — Пошли в киску играть.

Глубоко вдыхаю, чтобы не рассмеяться. Какая слаженная командная работа! У меня складывается ощущение, что я осталась одна в своем лагере, а все остальные на стороне Паши. Даже ребенка уже обрабатывают.

Паша выходит за дверь и спускается по лестнице вниз, притормаживая на площадке между этажами.

Спускаюсь за ним, сверля взглядом его затылок. Надеюсь, он догадается, что сейчас я буду разговаривать с ним не в такой деликатной форме, как дома.

— Знаешь, что, Паш? — шиплю, останавливаясь, когда он разворачивается, и вскидываю голову, чтобы посмотреть в его наглые глаза. — Что… что ты делаешь?!

Ахаю, потому что он наклоняется и подхватывает меня под бедра. Не успеваю ничего больше сказать, потому что он набрасывается на меня грубым, жадным поцелуем. Вжимает в стену, заставляя обнять его талию ногами, толкается бедрами, давая почувствовать, что возбужден.

Тело пронзает жутким, животным желанием. Таким, которое было только с ним. Выгибаюсь навстречу горячей ладони, скользнувшей под домашнюю футболку и без лишней скромности сжавшей грудь до непроизвольного стона.

— Ириска, — рвано выдыхает Паша, отрываясь от моих губ и спускаясь поцелуями ниже.

Запрокидываю голову, подставляя шею и разрешая себя целовать. Сжимаюсь от очередного нетерпеливого толчка бедер, всхлипываю. Хочу его прямо сейчас.

Вжимаю голову Паши в свою шею.

Плевать, что мы в подъезде. Плевать, что я пять минут назад зарекалась не связываться с ним больше. Три года одиночества и воздержания срывают тормоза и выводят из строя предохранители. Даже не три года, а все то время, что мы расстались. Потому что я умирала без его запаха, без его кожи, без его ласки. Все, что было после него, — лишь аналоги, которыми я пыталась заглушить пустоту.

Он никогда