Не рыцарь из прошлого - Аня Истомина

— Поехали ко мне, — возбужденно шепчет Паша, покусывая меня за мочку уха. — Я отпрошу тебя.

— Нет, — выдыхаю.

— Пошли в машину, — рычит, нехотя отрываясь и пытаясь посмотреть мне в глаза.

— Нет, — уворачиваюсь, испугавшись, что он все поймет.

Сжимаюсь от еще одного толчка. И еще одного. Даже без проникновения мое тело взрывается конвульсиями. Беззвучно вскрикиваю, уткнувшись лбом в его плечо. Вдыхаю аромат его кожи и свежих духов с капелькой моря. Обмякаю под успокаивающие поглаживания по волосам.

Паша аккуратно ставит меня на ноги и, приподняв мой подбородок, мягко целует в губы, а я заторможено отвечаю, не в силах разлепить веки от слабости. Из меня будто вынули все жизненные силы. Глаза режет как при гриппе.

— До завтра, вредина? — шепчет, щекоча истерзанные губы своим дыханием.

— Паш, не надо, — прошу его, собравшись с силами и приоткрыв глаза. — Не приходи, пожалуйста. Не надо приучать к себе Соню.

Он пару секунд смотрит на меня задумчиво, потом отстраняется.

— Вот как, значит? — хмурится. — Для секса в подъезде только гожусь?

12. Дура

Не успеваю ответить на его вопрос.

— В любом случае, — тут же продолжает Паша, — я обещал твоей дочери детскую комнату, поэтому завтра я приду к вам.

Поджимаю губы. Вот упрямый, всё делает по-своему, как и раньше. Так, как считает правильным он.

Отвернувшись, Паша быстро уходит вниз по ступенькам, а мне требуется ещё пару минут, чтобы прийти в себя. Пригладив растрепавшиеся волосы и немного успокоившись, возвращаюсь домой.

— Ну, как? Поговорили? — выглядывает мама из зала, но я прохожу мимо, махнув рукой. У меня нет сил разговаривать и обсуждать Пашу.

Падаю на кровать. Мне будто снова двадцать, и я не могу думать ни о чём другом, кроме него.

— Ириш, ну ты чего? — заглядывает мама.

— Дайте мне немножко побыть одной, пожалуйста, — прошу её, сдерживая слёзы, и она, вздохнув, закрывает дверь.

А мне хочется выть от смеси эмоций.

Меня бесит, что Паша так уверен в своей незаменимости, и в то же время я не хотела его обидеть. Я просто больше не хочу страдать и, тем более, втягивать в это Соню. Но как бы я ни брыкалась, получается только хуже. Я всё больше и больше утопаю в нём.

— Мам, — стучится в дверь Соня.

Я со вздохом сажусь на диване. Погоревали и хватит. Открыв дверь, пропускаю дочь в комнату, подхватываю её на руки, смотрю в лицо моей куколки и глажу её по волосикам.

— Бо-бо, — ловит она мою руку и дует. Невозможно не улыбаться.

— Покажешь мне своего котика? — отгоняю мысли о Паше и возвращаюсь к своей девочке.

— Дя, — дочка спускается с моих рук и убегает за игрушкой.

В комнату заходит Арина и, ни слова не спрашивая, садится на диван, но по глазам вижу — её просто распирает от сдерживаемых внутри вопросов.

Решаю, что нам, действительно, нужно поговорить, но мои вопросы меня волнуют больше.

— Что тебе передал Паша? — вздохнув, оборачиваюсь к ней.

— Ничего, — округляет она глаза.

А я понимаю — точно врёт. Сажусь рядом с ней и молча киваю.

— Что? — обижено дует губы Арина.

— Ничего, — усмехаюсь. — Просто это не очень приятно, когда родная сестра, с которой вы всю жизнь были ближе некуда, и бывший парень что-то мутят за спиной.

— Мы ничего не мутим, просто!.. — возмущается Арина, но осекается и замолкает.

Хмыкаю, а в комнату забегает Соня с котом в руках.

— Мати! — пихает мне его буквально в лицо.

— Ой, какая красивая киска, — улыбаюсь, разглядывая кота, который тут же мурчит от моих прикосновений.

— Мати! — повторяет Соня и ставит игрушку на пол, зовёт её, и кот тут же идёт к ней.

— Про кольцо не хочешь рассказать? — кошусь на Арину.

— Какое кольцо? — вновь строит из себя дуру.

А я понимаю, что, похоже, мы с сестрой дошли до той точки, когда два близких человека внезапно становятся чужими.

— Значит, показалось, — усмехаюсь, заканчивая бессмысленный разговор.

— Ир, — виновато вздыхает Арина и касается моего плеча, но я, дернув им, скидываю её руку, — я тебе потом всё объясню. Честно.

— Потом, так потом, — соглашаюсь и встаю. — Сонечка, пойдём погуляем?

— Дя! — радостно подпрыгивает она.

К счастью, весь оставшийся вечер меня никто не трогает. Но утром я просыпаюсь разбитая, потому что ворочалась всю ночь, то и дело окунаясь в воспоминания и нашу с Пашей близость в подъезде.

Сказать, что он меня раздраконил, — это ничего не сказать. Тело будто очнулось от анабиоза, в котором находилось несколько лет, и меня то и дело накрывало то волнами возбуждения, то какой-то бессмысленной эйфорией, то желанием рыдать.

Пока мама с Ариной завтракают перед работой, я прячусь в душе и привожу себя в порядок. Зная, что Паша не отступится и придет, делаю укладку и макияж, о которых почти не вспоминала со времен начала декрета. Понимаю, что глупо, ругаюсь на себя, и все равно крашусь.

Я хочу его новых восторженных взглядов. Хочу снова почувствовать себя не уставшей от быта женщиной, а той дерзкой девчонкой, что была когда-то. Услышав хлопок двери, облегченно выдыхаю и выхожу из ванной. Мама с Ариной ушли.

Пью кофе, варю кашу для Сони и бужу ее. Собираемся потихоньку. Поглядываю то на телефон, то на часы, ожидая, что Пашка вот-вот появится, но он все не приходит. И я почему-то нервничаю, хотя вчера сама просила его не появляться. Может, он все же имеет какие-то виды на Арину? А она рассказала ему, что я заметила его подарок, вот он и дал заднюю? Что он ей передал? Ну, ведь правда очень похоже на футляр с кольцом.

— Вот дура, — усмехаюсь, накидывая плащ и глядя на себя, накрашенную и уложенную, в зеркало.

13. Слабое место

Вздрагиваю от дверного звонка. Сердце моментально заходится в бешеном ритме. Смотрю в глазок — Паша. Вытираю вмиг вспотевшие ладошки и открываю дверь.

— Привет, — отступаю, пропуская его внутрь.

— Привет, — окидывает он меня быстрым взглядом, задерживаясь на лице.

По хищному блеску внимательных глаз понимаю, что все заметил. И макияж, и укладку, и платье, которым я уже пару лет как предпочитаю джинсы.

— Дядя, — радостно машет ему Соня, прерывая наши гляделки.

— Привет, — улыбается он ей и присаживается на корточки, чтобы находиться на одном уровне. — Пойдем гулять?

— Дя! — активно кивает дочь и Паша подхватывает ее на руки, а мое сердце снова