Не рыцарь из прошлого - Аня Истомина

17. Окей, гугл

Сдвинув трусики в сторону, толкаюсь пальцами в узенький вход. Стону, углубляясь. И Ириска стонет, нетерпеливо сдирая с меня штаны. Возбужденно приподнимаюсь, усаживая ее на себя. Машину заполняют всхлипы, рычание, стоны. А мы еще только в самом начале пути.

— Ай, ай, — жмурится Ира, когда я опускаю ее до упора.

— Узенькая моя, — шепчу, покрывая поцелуями ее шею и нащупывая застежку от лифчика. Расстегиваю ловким движением. Откидываю его в сторону. — Маленькая. Вкусная.

— Опыт не пропьешь, да? — фыркает Ириска, впиваясь ногтями в мои плечи.

— Ревнуешь? — выдыхаю ей в губы с улыбкой. Уворачивается, но ахает, потому что я тут же толкаюсь бедрами резче. — Целуй быстро, вредина.

Сталкиваемся. Губами, бедрами, душами. Быстрее, яростнее. Как будто пытаемся наверстать эти шесть потерянных лет за одну ночь.

Голодная моя девочка. Горячая, как живой огонь.

Скольжу ладонями по подпрыгивающей от резких движений груди. Изменилась. Была совсем маленькая, меньше ладошки, а сейчас так приятно ложится в руки, что хочется никогда не выпускать.

— Ира, — стону, когда она ускоряется и хаотично сжимается на мне, забываясь в предоргазменной агонии. Ее тело становится неуправляемым диким зверем. — Я сейчас кончу.

Не слышит, погруженная в свои ощущения как в нирвану. И мне очень, очень хочется тоже забыться и, плюнув на все, выжать себя в нее без остатка, заполнить каждую клеточку, каждую частичку ее существа собой, чтобы больше никогда не могла уйти. Но я что-то слышал про то, что после кесарева нельзя рожать, поэтому, пересилив свои животные желания, с глухим стоном все же выхожу из расслабляющегося и обмякающего в моих руках тела.

Сижу, откинув голову на подголовник и поглаживая Иру по взмокшей спине. Она лежит на моей груди, обжигая кожу горячим сухим дыханием, и я чувствую, как бешено колотится ее сердце.

Молчим оба. Я так долго ждал этого момента, ждал так, как когда-то ждал свободы, а он пролетел как один миг. И мне катастрофически мало. Мало ее тепла, ее запаха и чувства, что она снова принадлежит мне.

Спускаюсь ладонями ниже. Сминаю мягкие ягодицы и член тут же твердеет.

— Паша, — смущенно пищит Ириска, когда я двигаю ее к себе, упирая лобком в пах, и она чувствует мое новое желание.

Ничего не отвечаю. Мне надоели слова. Приподняв, снова насаживаю на себя, входя в нее медленно, наслаждаясь каждым сантиметром. В этот раз не тороплюсь. Смотрю в ее голубые, подернутые дымкой желания глаза, поглаживая нежную, залитую горячим румянцем щеку. Скольжу пальцами ниже, к тонкой, трепетной венке на шее. Чувствую, как бешено, в такт моему сердцу, она пульсирует под моими пальцами.

— Скажи, что ты меня любишь, — вырывается у меня, потому что я не в состоянии терпеть больше эту пытку неопределенностью. — Я весь мир к твоим ногам брошу.

— Мне не нужен весь мир, — усмехается Ира хмуро, а у меня от этих слов сжимаются челюсти от дурного предчувствия. — Мне тебя и Сони достаточно.

С облегчением выдыхаю, будто меня только что помиловали на эшафоте. Улыбка непроизвольно растягивает губы, но сердце просто заходится, выпрыгивая из груди.

— Я тебя люблю, — признаюсь первым.

Какой смысл молчать о том, что и так понятно? О том, что кричит каждая клетка моего тела?

— Докажи, — усмехается Ира и подается бедрами, заставляя меня покрыться мурашками и забыть про все на свете.

— Ща, — тянусь к телефону, который валяется между кресел. — Окей, Гугл, сколько нельзя рожать после кесарева?

— После кесарева сечения рекомендуется подождать не менее полутора-двух лет до следующей беременности… — отзывается голосовой ассистент.

— Паша! — шепотом вскрикивает Ира, потому что я роняю ее на спину и нависаю сверху, вжимая в прохладную кожу сиденья.

— Выходи за меня замуж, — выдыхаю ей в губы и резко толкаюсь бедрами, входя в нее с новой силой.

— Ты с ума сошел, — ахает она, прогибаясь и вжимая мое лицо в свою шею. Касаюсь языком ее солоноватой кожи, вдыхаю родной запах.

Целую с рычанием, с голодом, с многолетней тоской.

— Мы поженимся, — толкаюсь глубже, вырывая нетерпеливый стон. — Я удочерю Соню, — набираю темп, чувствуя, как ее ноги обвиваются вокруг моей спины. — Ты родишь мне Вовку, — двигаюсь еще быстрее и чувствую, как подкатывает, как все сжимается в горячий, тугой комок от наслаждения. — И у нас будет большая дружная семья. Согласна?

18. Расскажи мне

— Да, — шепчет Ира, задыхаясь от быстрого темпа, сдаваясь под моим напором.

— Повтори, — прошу, глядя с восторгом на то, как ее разматывает от удовольствия, как ее глаза теряют фокус.

— Да, — будто в бреду повторяет она чуть громче. — Да.

И я добиваю нас как можно скорее, чтобы она не успела очнуться, опомниться и передумать. Вжимаюсь в нее в последнем, отчаянном толчке, извергаясь в ее влагалище, скрепляя нашу сделку, а потом мы просто устало и лениво целуемся, потому что теперь нам больше некуда торопиться. Вся жизнь впереди.

— Я тебя люблю, Ириска, — шепчу ей на ухо, с удовольствием слушая утихающие хриплые всхлипы.

— Я тебя тоже люблю, Паштет, — слабо усмехается она, рвано втягивая воздух.

Улыбаюсь.

Не удержавшись, снова ловлю ее губы в плен. Не могу оторваться от ее покорного языка.

Мало.

Наверное, теперь мне и всей жизни будет мало для того, чтобы любить ее.

— Я снял домик, — шепчу, любуясь лицом моей сладкой девочки. — На эту ночь ты только моя.

Жду, что Ира начнет возмущаться, но она лишь слабо кивает, и мы, одевшись, забираем у администратора ключ и перебираемся в маленький уютный А-дом с прозрачной стеной с видом на реку.

Разжигаю костер и мы, сидя на маленькой веранде в обнимку, пьем шампанское с клубникой, целуемся и просто смотрим на огонь в мангале. Вечность бы так сидел, но уже поздно. Хочу, чтобы Ира выспалась. И ее хочу. Нужно все успеть.

— Ир, — шепчу, покрывая поцелуями ее живот, когда мы после душа устраиваемся в спальне на большой кровати. — Когда вы переедете ко мне?

Ириска уворачивается, пытаясь спрятать шрам, но я насильно распинаю ее, сцепляя наши руки в замок и вжимая их в матрас. Медленно целую каждый сантиметр блестящей полоски шрама. Спускаюсь ниже.

— Паша, — задыхается Ира, не в силах ничего ответить, а я стону от того, какая она сладкая и нежная на вкус.

Довожу Ириску до хриплых криков. Ей нравится все то же самое, что и шесть лет назад. А потом она ласкает меня точно так, как всегда нравилось мне, и меня пробивает от одного только осознания, что