Не рыцарь из прошлого - Аня Истомина

другом конце страны, но я очень хотел, чтобы Соня была здорова. Я боялся, что ты настолько на меня злишься, что даже эти деньги и желание просто помочь ребенку, сочла бы оскорблением. Ты бы приняла их, зная, что они от меня?

Обречённо отвожу взгляд в сторону, к тёмной воде. Он прав. Для себя я не взяла бы у него ни копейки, гордость не позволила бы. Но ребёнок… ребёнок — это другое. Ради неё я готова была бы на всё. Даже на колени перед ним встать, если бы потребовалось.

— Спасибо, — тихо вздыхаю, поднимая на Пашу влажные от подступающих слез глаза. — Сколько я тебе должна?

— Да ничего ты мне не должна, — хмурится он, прикасаясь тёплой ладонью к моей щеке. Его большой палец проводит по скуле, и я понимаю, как сильно он сдерживается, чтобы не поцеловать меня прямо сейчас.

И вот, с трудом осознавая, что это происходит, я сама тянусь к нему. Наверное, это в какой-то мере непорядочно, нечестно, но я не знаю, как сейчас оплатить по-другому. Другой возможности выразить свою благодарность у меня просто нет.

— Ир, — выдыхает Паша мне в губы, чуть отстраняясь от моего лица, но сжимая мою талию и прижимая к себе крепче, будто не в его силах меня отпустить. — Ты мне вообще ничего не должна. Я сделал это просто потому что ты мне дорога.

— Спасибо, — шепчу.

Я верю, что Паша не ждет благодарности, но все равно притягиваю его к себе за шею и целую. Потому что я тоже не в силах его отпустить.

16. Дракон

Ощущение, что я держался из последних сил, потому что сейчас меня будто срывает с тормозов и я, набирая скорость, несусь в пропасть.

Углубляю поцелуй, прижимая Ириску за затылок крепче. Внутренности сворачивает в морской узел от возбуждения, но на душе — погано. Осознание, что Ира поцеловала меня просто из благодарности, больно царапает по грудной клетке.

Хочется заорать, но я, как безумный, лишь сильнее впиваюсь в ее губы, получая крохи от того тепла, которое мне просто необходимо, чтобы существовать. Иначе я сдохну.

Все годы в тюрьме и море я жил одной единственной мыслью, что я вернусь, покорю, добьюсь того восторженного блеска в ее глазах, что когда-то обещал мне горячие ночи и жаркие дни рядом. Я был уверен, что Ира поймет, поверит, и все у нас наладится. Но изо дня в день, из раза в раз, я будто напарываюсь на ледяную стену, которую не могу ни пробить напором, ни растопить своим теплом. Что бы я ни делал — моя Ириска мне не верит.

Но ведь была любовь! Была. Такая, что, я уверен, даже через сорок лет разлуки, она бы не угасла. Я до сих пор ее люблю так, что меня ломает каждую ночь. Шесть лет, изо дня в день, я засыпаю с мыслями о ней. Даже когда падал без сил после работы, даже когда был в температурном бреду, она все это время была рядом.

Вздрагиваю от того, что ее горячая ладонь касается кожи на моем животе и тянется к пряжке ремня.

— Ира, — выдыхаю, сжимая ее ягодицы.

Подхватываю на руки, заставляя обхватить меня ногами за пояс. Смотрю в глаза, а сам задыхаюсь без ее поцелуя, как без кислорода. С трудом втягиваю в легкие воздух.

— Ириска, — рычу, с трудом сдерживаясь и пытаясь заглянуть ей в глаза. — Посмотри на меня.

Смотрит. Молча. Робко. Отводит взгляд как можно быстрее.

— Ир, ты мне ничего не должна. — повторяю. — Понимаешь?

— Паш, — возмущается она внезапно с усмешкой. — Замолчи, а? Где мой дракон?

Замерев на секунду, снова набрасываюсь на ее губы. На ощупь открываю заднюю дверь машины и буквально вваливаюсь в нее спиной. Прикладываюсь затылком о, хоть и обтянутое тканью, но все же жесткое детское кресло. Рывком отстегиваю его от сидения и перекидываю на передний ряд.

Поелозив, продвигаюсь дальше. Ира оборачивается и закрывает дверь, запирая нас от случайных взглядов в маленьком тесном пространстве, а затем судорожно развязывает пальто и буквально сдирает его с себя. Торопливо расстегиваю ремень и рву пуговицу на джинсах. В голове сейчас лишь одна мысль — не опозориться и не кончить спустя несколько секунд после начала, потому что я уже на грани только от осознания, что она сама идет навстречу мне. Пусть даже если сейчас это лишь на уровне физики, я будто почувствовал второе дыхание. Хочет дракона? Будет ей дракон.

— Ириска моя, — шепчу, приподнимая подол ее платья. Мягкий трикотаж скользит по бедрам, оголяя кружево чулок. — Я соскучился. Я пиздец как тебя хочу.

Ира смотрит на меня сверху серьезно. Вздрагивает от моих прикосновений, накрывает мои руки своими, останавливая.

— Паш, — шепчет она взволнованно, потому что будь я рыцарем, я бы притормозил, но сейчас я не рыцарь и продолжаю оголять ее. — Паш, давай так, пожалуйста.

— Почему? — притормаживаю немного и притягиваю Иру на грудь, вдыхаю аромат ее волос и зацеловываю шею.

Не в силах терпеть, задираю ее платье на ягодицах и сжимаю их в ладонях. Из груди вырывается стон от удовольствия.

— Шрам от кесарева, — выдыхает Ира рвано, вздрагивая от моих прикосновений и поцелуев.

— Глупенькая, — усмехаюсь и рывком стаскиваю платье ей через голову, обнажая совершенное тело. — Ты самая красивая девушка на свете. И шрамы у тебя самые красивые. Помнишь тот, под коленкой?

Мы играли в пляжный волейбол на водохранилище. Отбивая мяч, Ира упала на песок, а какая-то тварь разбила бутылку и ее осколок впился ей в ногу. Было очень много крови. Рану не зашивали, поэтому после того, как она зажила, осталась широкая светлая полоса соединительной ткани. Ириска очень переживала, что больше не сможет носить короткие юбки, но я заставлял ее надевать их и со временем она успокоилась и прекратила заморачиваться по этому поводу.

— Но, это не то же самое. — чуть сопротивляется Ира, когда я отстраняю ее и хочу посмотреть на шрам на животе.

— Мне без разницы. Я их все люблю. — провожу ладонью над лобком, пытаясь нащупать шрам, но ничего не чувствую. — И где?

Ира кладет мою руку под пупок и я чувствую плотный вертикальный длинный шрам.

— Большой, — поглаживаю его пальцами и, не удержавшись, ныряю ими под резинку трусиков. — Сразу понятно, что у тебя есть ребенок. Меньше на пляже слюни пускать будут.

— Кто? — усмехается Ира, послушно приподнимая бедра и давая мне возможность проникнуть глубже.

— Конкуренты, — рычу от ощущений горячей влаги на пальцах. — Иди ко мне,