Летний сад - Полина Саймонс

– О! И как оно? – Татьяна повернулась к плите. – Энт, пора в постель, мы же договорились.

– Но, мам…

– Сейчас же, Энтони! – сказал Александр.

Энтони уныло отправился прочь. Когда он проходил мимо, Александр сжал его маленькую руку.

– Энт, – сказал он, – когда мать говорит тебе, что ты должен что-то сделать, просто сделай это. И незачем ворчать. Понял?

Когда мальчик вышел за дверь, Александр посмотрел на спину Татьяны, сосредоточенной на плите. Она готовила цыпленка с мексиканским шоколадным соусом, кукурузные лепешки и рис с кинзой и лаймом. Таня учила Франческу английскому, а Франческа учила Таню мексиканской кухне. Это был отличный обмен.

– Ты расстроена из-за того, что я пошел выпить? – спросил наконец Александр. – Я просто стараюсь быть с ними приветливым.

Подойдя к нему с полной тарелкой, наклонившись и поцеловав в макушку, Татьяна сказала:

– Я не расстроена, милый. Хотя я ничего не имела бы против, если бы ты звонил и сообщал мне, когда вернешься, чтобы я знала, когда приготовить ужин.

Она добавила ему риса, хлеба, наполнила его стакан, а потом тихо встала рядом, прижимаясь к его телу. Его рука машинально обхватила ее, скользнула под юбку, чтобы коснуться нейлоновых чулок. Проведя по ним, он остановился на том месте, где оставалось обнаженное пространство под поясом. Ему нравилось это местечко.

– Знаю, это ненормально. Но так не будет всегда. Я такого не допущу. Я… я об этом позабочусь. Но что еще не так?

Татьяна вздохнула.

– О, вздохи ничего не обещают.

В кухню вбежал Энтони, чтобы сообщить, что он слышал по радио, и Александр, убрав руку от Татьяны, сказал:

– Никакого радио. В постель, Энтони! Сейчас же!

Но когда Энтони исчез в своей спальне, Александр тоже вздохнул. Сказав Татьяне, что сейчас вернется, он пошел в комнату Энтони, где мальчик молча надевал пижаму. Александр несколько мгновений наблюдал за ним, потом помог правильно развернуть куртку, отвел в ванную комнату, помог почистить зубы и умыться, снова пошел с ним в спальню, уложил, укрыл одеялом и сел на кровать.

– В чем дело, пузырь? У тебя все хорошо? В школе? С Сержио? С мамулей? Из-за чего ты такой унылый?

– Я устал, – ответил Энтони, отворачиваясь от Александра и ложась на бок. – Завтра в школу…

Выключив свет, Александр наклонился над кроватью и обнял мальчика.

– Твой папа слишком много работает, – тихо произнес он. – Я понимаю. Никто к такому не привык.

Они почти не работали последние два года, пока путешествовали, – только чтобы прожить.

– Но помнишь, когда тебе было три года, а я ловил лобстеров? Я уходил из дому в четыре утра, а возвращался в пять вечера. Это были длинные дни.

– Я не помню, – пробормотал Энтони. – Но там, где были птицы с длинными шеями и каналы, ты совсем не работал, даже яблоки не собирал. Мы только и делали, что пытались поймать ту рыбу. Как она называлась?

– Доисторический осетр. Отличное было занятие, да, Энт?

– Нам надо было там пожить подольше. Мы могли бы и поймать его. Мамуля говорит, он приплыл туда из той реки, у которой вы поженились, так что ты мог его поймать.

– Твоя мамуля очень забавная. – Александр прижался губами к голове Энтони. – Ты мне играл чудесные песни на своей гитаре там, на палубе у того канала, – прошептал он. – В это воскресенье поможешь мне закончить нашу переднюю террасу. Мне понадобится твоя помощь, приятель, ладно?

– Хорошо, пап. – И мальчик обнял отца за шею.

После ужина, во время которого Татьяна молчала, Александр вышел наружу, чтобы покурить. Татьяна вышла за ним. Темные горы в лунном свете успокаивали, но не так, как руки Татьяны. Он посадил ее себе на колени. Она села, прижалась щекой к его щеке, но потом встала. Это уже не успокаивало.

– Ты не захочешь, чтобы я сидела на твоих коленях, когда я скажу тебе то, что собиралась, – сказала она, в волнении прикусывая губу.

Александр всмотрелся в нее:

– Что это ты? Ты… выбираешь слова?

– Да. Я немного тревожусь… Ну, вроде того. – Она вздохнула. – Твой Стив Бэлкман молодой человек? Красивый парень, немного самодовольный? И у него рука сломана?

– Да… А как ты…

– Его привели в экстренное отделение как-то ночью, недавно, и я была среди тех, кто помогал заниматься его рукой на следующее утро.

Александр нахмурился:

– И что? Он сломал руку, упав со стремянки.

Последовало молчание.

– Нет, не так, – сказала наконец Татьяна. – Он ее сломал в пьяной драке.

– Что? – Александр вспылил. Выражение ее лица заставило его вспылить. Оно требовало реакции, которой ему не хотелось. – Ладно, и что?

Татьяна отошла к перилам.

– С ним пришли еще два человека, тоже пострадавшие. Пришла полиция. Этот Стив Бэлкман, судя по всему, позволил себе недостойные замечания в адрес девушки другого мужчины. – Она немного помолчала. – Проблема в том, что этот другой парень был сильно избит и его семья намеревалась выдвинуть обвинение. Потом наконец явился Уильям Бэлкман – это ведь твой новый босс? – он поговорил с копами, с родными парня, как-то все уладил, и обошлось без обвинения. – Она глубоко вздохнула и тихо добавила: – Думаю, тот избитый парень был другим мастером Бэлкмана.

Александр пристально смотрел на нее, пока она не отвела взгляд.

– Ладно. Ты не хотела мне говорить, но теперь сказала. Это очень интересно. Спасибо, что поделилась. Но дальше что? Вряд ли он стал бы рассказывать новому человеку о драке в баре. Я бы не стал.

– Драка в баре с предыдущим мастером из-за непристойных замечаний.

– Таня, – заговорил Александр, – ты что, боишься за мою безопасность? Боишься за меня? Боишься, что со мной может что-то случиться, если я буду выпивать с ним? Ну, знаешь… Можешь беспокоиться о чем угодно, только не об этом.

Она хотела что-то сказать, но он не хотел слушать. И уж конечно, и речи не могло идти о том, чтобы рассказать ей о Лас-Вегасе или об уходе в отставку.

– Ты превращаешь ерунду в важное событие, – сказал он, вставая.

Уже в постели он сказал:

– Неужели ты не понимаешь? Это место может стать началом моей карьеры и моим будущим. Я собираюсь стать архитектором, Таня. Я намерен строить дома.

– Я знаю. Эта работа идеально тебе подходит. Но есть сотни строительных…

– НЕТ!

Александр кричал! Он повысил голос, он был расстроен, так расстроен, что закричал на нее, когда они оба были нагими, под одеялом в своей постели. Такого не случалось в спальне со времен Кокосовой Рощи, и