Пламя в моем сердце - Рита Трофимова

Эдик давно нравился Эле, в юности она была в него влюблена, но он разбил ей сердце, потому что у него была тётя Марина, но теперь… теперь нет никаких препятствий для их отношений, они могут быть вместе, почему нет?

Лина вдруг припомнила откровения Элы и свой загадочный майский сон: Эла с ребёнком на руках, а рядом с ней — Он, дядя Эдик Полянский, молодой и красивый, точно такой, каким она запомнила его в детстве. Тогда этот сон показался Лине совершенно нелепым и абсурдным, но сейчас всё вставало на свои места.

— Лин, мне не нравится, что в доме матери будет хозяйничать другая женщина, — холодно процедил Филипп. — А то, что это будет именно Эла для меня вообще шок! Да как его вообще угораздило связаться с ней?

Лина ощутила укол боли. Сердце сжалось от несправедливости и обиды за Элу, и дыхание на миг перехватило.

— А почему ты так негативно настроен против неё? Может, она не идеальна, но и не так плоха. И что самое важное: Эла умеет любить по-настоящему и заботиться о любимых!

— Да пофиг мне на её любовь. Меньше всего я бы хотел видеть рядом с отцом её. Я всегда относился к ней с недоверием. Мне достаточно того, что она бросила тебя, жила в своё удовольствие и даже не вспоминала о твоём существовании. Ещё я помню, как она флиртовала с Максом. Да ей, похоже, вообще всё равно с кем. Самое худшее, что я не смогу убедить отца, и смириться со всем этим так запросто тоже не смогу.

— Стой, остановись! Ты во многом ошибаешься и судишь поверхностно, ты не знаешь всего, что с ней случилось!

— Как быстро он нашёл замену матери, а ведь он так любил её, страдал… — бормотал Филипп, будто не слыша слов Лины. — И чего ему не хватало в жизни? У него интересная работа, востребованная профессия. Работал бы себе. С бабами вообще никаких напрягов.

— Да как ты можешь так говорить? Любой человек хочет тепла и любви. Мы все любили тётю Мариночку, но после её смерти жизнь не заканчивается. Отец не должен хоронить себя заживо, он вправе продолжать жить. Он может и должен завести семью, ведь он ещё совсем не старый!

— Не старый, — недовольно выдохнул Филипп.

— Вот видишь, ты и сам признаёшь это. Эле почти тридцать пять, а ему сколько?

— Сорок три, и что?

— А то, что они ещё совсем молодые, у них могут быть дети! Ой… — Лина зажала рот рукой. Слова как-то сами собой выпорхнули, на что Филипп лишь скептически усмехнулся.

— Дети, да? Жесть… — Он смачно выругался сквозь стиснутые зубы.

Лина крепче сдавила ладонь Филиппа и закусила губу, боясь сболтнуть чего-нибудь лишнего. Весь оставшийся путь они шли молча.

Вскоре они добрались до речки. Филипп уселся на траву недалеко от берега, безвольно свесил голову и, обхватив её обеими руками, протяжно вздохнул.

— И как мне реагировать на всё это? Как? — пробормотал он глухим, надломленным голосом, будто задавал вопрос себе самому.

Лина бросила на землю кофту и присела рядом, осторожно погладив Филиппа по лицу. Сердце замерло от нежности и сочувствия. Ей так хотелось достучаться до него, разогнать все сомнения и страхи.

— А может, стоит отпустить ситуацию и не вмешиваться? — тихо сказала она. — Мне почему-то кажется, что у них всё сложится хорошо. И у нас, у нас тоже всё будет. Просто посмотри на это с другой стороны. — Она обняла его за плечи, почти невесомо касаясь губами его щеки. Похоже, ласка подействовала на Филиппа, как бальзам на израненную душу. Он притянул её ближе и, усадив к себе на колени, затих. Она обхватила руками его голову и прижала к своей груди.

— Может, ты и права, Лин, — ответил он спустя какое-то время. — Мне стоит забить на всё и просто позволить ему жить. — Филипп задумчиво заглянул Лине в глаза, слегка улыбнулся, и медленно стянул резинку с её волос. Они рассыпались пышным каскадом по её плечам и спине, окутывая их лёгким ароматом цветов и весенней свежести. Зарывшись в них пальцами, Филипп обхватил ладонями её лицо и припал к губам. Его поцелуи становились настойчивее, прикосновения смелее и жёстче, горячие ладони забрались под юбку и гладили бёдра.

— Филипп, остановись, — задыхаясь от желания, прошептала Лина. — Пожалуйста, не здесь.

— Да кто сюда придёт в такой час? — протестуя, выдохнул он.

— Но еще совсем светло!

Филипп потянул её в глубину сосновой рощи, прижал к широкому стволу дерева и снова впился поцелуем в губы. Голова шла кругом от его настойчивых ласк, кожа пылала огнём там, где касались его язык и пальцы. От ощущения лёгкой щетины, щекочущей шею и грудь, от жаркого дыхания по телу пробегала сладкая дрожь. Лина растворялась в чувствах, почти не замечая, как остро впивается в спину огрубевшая кора и мелкие сучки. Она не могла, не хотела сопротивляться. Лишь бы быть ближе к нему, надышаться им вволю и унести с собой частичку его тепла.

* * *

Лина намеренно не взяла с собой телефон, чтобы мать не докучала ей звонками и нравоучениями, но рядом с Филиппом она перестала замечать время. День плавно закатился вместе с солнцем за горизонт, вечер быстро сменился ночью, и теперь, вернувшись в реальность, Лина с ужасом осознавала, что давно прошёл тот час, когда она должна была вернуться домой.

На небе хмурились тучи, будто предвещая что-то недоброе, тревожное. Сцепив ладони, Лина и Филипп молча направлялись к даче Альтман. Чем ближе они подходили к дому, тем сильнее Лину окутывал страх, а в висках настойчиво билась мысль: «Наверняка ведь мать не спит, поджидает где-нибудь, сидя у подоконника. Ох, и достанется мне от неё!»

Дом встретил их подозрительной тишиной, мрачно взирая из темноты чёрными глазницами окон. Даже фонарь над крыльцом не горел, будто Марта специально выключила свет в отместку за непослушание.

Филипп проводил Лину до самой двери, напоследок нежно прижав к себе. Она замерла в его сильных руках, привстала на носки, коснувшись губами его губ, и тихо вошла в дом. Лина собиралась бесшумно подняться на второй этаж, да не тут-то было. В прихожей внезапно зажёгся свет, нещадно ослепив глаза, и на пороге кухни с грозным видом возникла мать.

— Явилась? — проскрипела