Опальная жена. Пекарня на краю севера - Александра Берг

Герцог передал Розалинде какую-то настойку. Галлюциноген. Вот только эта дурёха ошиблась с дозировкой. Вместо временного безумия – смерть. Анна и Лудде скончались.

Что дальше? Шок, паника, животный страх. В отчаянии кузина с тёткой сделали единственное, что сочли логичным: перенесли тела в спальню Виктора, понадеявшись, что и так всё получится. И ведь получилось же! Взбешённый Виктор ворвался в комнату и “прибил” конюха, метнув в него кинжал.

Однако в плане возникла одна неувязка. На месте мёртвой Анны очнулась я.

Может, боги этого мира не смирились с такой вопиющей несправедливостью, может, была иная причина – этого я уже не узнаю.

Анна выжила. Я выжила. И одним своим существованием разрушила “идеальный” замысел Драммонда. Он приезжал в поместье и случайно столкнулся с Виктором, который, конечно же, не упустил возможности вновь уколоть герцога и открыто поиздеваться над ним.

Идиот!

Прикрыв глаза, я безвольно опустилась на изножье кровати.

Что произошло потом?

Драммонд, видимо, не стал менять свой первоначальный план, решив послать за мной наёмника. Ведь моего истинного местонахождения никто не знал. Дорогой отец сам позаботился об этом – распустив слух, что Виктор после свадьбы отвёз меня в своё поместье. Всё прошло бы чисто, не вмешайся Штаймер. Можно сказать, повезло, что префект решил приберечь меня для своих “забав”.

Для советника короля обвинить невиновного в преступлении – пара пустяков. Свидетелей можно купить. Молчание заполучить силой. Драммонд и не думает, что мой отец пойдёт против него. Но что герцог станет делать, когда узнает, что я жива?

Я вскочила с кровати.

Нужно было действовать. Быстро. Пока внезапность на моей стороне.

Утром я переполошила весь дом. Кажется, слуги поняли, что я не просто уличная оборванка. Возможно, они сложили два и два, и догадались, что в их памяти существуют бреши, которые наделал им их же господин. Не думаю, что они скажут ему за это спасибо.

Путь от Алькветтерна до столицы занимал часов пять, так что к полудню мы должны были оказаться на месте. Отец с тетей погрузились в экипаж молча и на удивление покорно. А вот Розалинду пришлось впихивать внутрь силой. Кузина верещала и молила, чтобы её оставили в поместье. Но я не обращала на неё никакого внимания.

Глава 50.

Глава 50

Виктор. Несколькими днями ранее.

– Эй! Сержант! Может, скажешь, за что меня посадили?

Страж, закованный в тусклый латный доспех, лишь медленно покачал головой. На его наплечнике виднелась потёртая эмблема моего же легиона. Молчание бесило больше, чем прямой отказ.

– Это не вежливо!

Сержант поёжился, доспехи звякнули, и, наконец, я услышал от него… совсем не то, что хотел:

– Простите, генерал. Я лишь исполняю приказ. Мне запрещено с вами разговаривать.

– Чей приказ, сучья ты морда?! – ярость взорвалась во мне, и я со всей силы ударил кулаками по прутьям. В тот же миг их окутало слепящее синее пламя. Раскалённая магия опалила костяшки, воздух затрещал, а по всему телу прошла судорога.

Сдерживающее заклинание, чёрт бы их побрал. Против дракона. Против меня.

Наблюдавший за мной из-за прутьев сержант вжал голову в плечи. Испугался или совесть заела?

Я отдёрнул руки, шипя от боли. Кожа на кулаках обуглилась, в камере запахло палёным мясом. Ярость схлынула так же быстро, как и налетела.

Грубой силой тут ничего не сделаешь.

Я опустился на пол, привалившись спиной к ледяному камню.

Кто отдал приказ? Список подозреваемых короток. В столице, не считая самого короля, лишь горстка людей обладала достаточной властью. И один из них… Драммонд.

За что? Глупый вопрос. Я прекрасно знаю, за что. Но какова официальная версия? Она должна быть веской. Убийство конюха? Нет. Максимум, чем я могу отделаться, так это штрафом. Даже если об этом донесли, в столице свои законы – слуги здесь, просто вещи.

А значит…

– Шевелись!

Внезапно из коридора донеслась возня.

– Иди, я сказал!

– Ублюдок…

– Что ты вякнул?!

Звук глухого удара. Сдавленный стон. И тут же в соседнюю камеру швырнули тело.

Иннис. От его лица не осталось ничего – сплошное кровавое месиво.

– Поприветствуй своего дружка, Артейр!

Из тени выступила приземистая, кряжистая фигура с пивным брюхом, туго обтягивающим рубаху. Но ещё до того, как я разглядел перекошенное лицо, я узнал отвратительный, надтреснутый голос. Эскель. В юности мы вместе проходили обучение. Этот болван любит бахвалиться, будто его изуродовали в славной битве, но я-то знаю истинную цену этой кривой физиономии. Его едва не забил до смерти офицер, чью жену он умудрился соблазнить. С тех пор его лицо напоминает неудачный набросок скульптора, который в сердцах смял своё творение, но выкинуть поленился.

– Эскель Лавр, – я подошёл решётке. – Рад видеть твоё прекрасное личико.

Эскель сплюнул – густо, с отвратительным хлюпаньем – прямо себе под ноги.

– Пошёл ты, Артейр! – прошипел он.

Сомнений не осталось. Моё заключение, дело рук Лайонела Драммонда. А Эскель? Эскель всего лишь его преданная псина, вот уже три года виляющая хвостом у ног своего хозяина.

– Может, хоть ты скажешь за что?

– За всё хорошее, Артейр! За все твои заслуги, сука! – его губы скривились в ухмылке. – Наконец-то… наконец-то тебе нашли достойное место.

– И даже здесь, за этими прутьями, я стою выше тебя. Твоё место – на дне выгребной ямы!

Эскель разразился гортанным смехом. Только он умел смеяться столь омерзительно.

– Артейр… – мужчина выдохнул, едва не задохнувшись от смеха. – Ты всегда воображал себя пупом земли. Даже в юности расхаживал, задрав нос, словно павлин.

– Я хотя бы чего-то добился в жизни, в отличие от некоторых. Посмотри на себя, Эскель. Кем ты стал? Бойцовским псом или жалкой дворнягой, что лижет сапоги хозяину? Для меня ответ очевиден.

– Сука… – прорычал Эскель, а после, сквозь прутья решётки, протянул ко мне свои руки. Это была ошибка. Куда большая, чем вся его ничтожная жизнь в услужении Драммонду.

Мои рефлексы сработали молниеносно. Я рванулся в сторону уклонившись. И в то же мгновение, прежде чем Эскель успел осознать свою оплошность, сам схватил его за запястья. Рывок. Голова мужчины с глухим, отвратительным стуком врезалась в толстые стальные прутья. Раздался резкий, влажный хруст. Секунда – и по его лицу, из рассечённой брови, хлынула алая струйка крови. Ещё один шрам. Очередное напоминание о его собственной, непоправимой тупости.