Прядильщица Снов - Тория Кардело

«Нужно спешить. Пока я ещё помню».

Решившись, Аля поднялась с дивана. Колени дрожали, но каждый шаг становился тверже предыдущего. Она подошла к псише и развернула его резким движением.

Зеркало вспыхнуло от лунного света, проникающего сквозь шторы. В стекле отразился ее идеальный образ — прекрасная девушка с огненными волосами и выразительными глазами. Но каким-то образом она всё равно разглядела настоящую себя, словно второе отражение, призрачное, полупрозрачное. Неуверенную, напуганную девочку, слишком полную и неуклюжую. Девочку с тусклыми волосами и блеклыми глазами, которая всю жизнь боялась своего отражения, но теперь пыталась быть храброй.

«Вот она я. Настоящая».

Зеркальная поверхность пошла рябью и на мгновение стала жидкой, текучей, затем снова затвердела. Отражение дрогнуло, исказилось, слилось с тенями. В глубине стекла мелькнула размытая тёмная фигура. Она наблюдала за Алей из-за барьера между мирами.

Страх сжал горло, но она заставила себя не отворачиваться. Она должна была встретить все кошмары лицом к лицу.

Аля развернула зеркало так, чтобы оно оказалось напротив дивана. Каждое движение отдавалось звоном в голове, словно она нарушала древний запрет. Вернувшись к дивану, она устроилась на бархатной подушке, глядя на своё отражение. Её руки дрожали, но она старалась дышать ровно, глубоко. Тени в углах комнаты удлинялись, искажались, тянулись к ней чёрными щупальцами. Тиканье часов замедлялось и растягивалось. Даже зеркало переставало быть просто отражающей поверхностью — оно превращалось в окно, портал, дверь в иную реальность. И там, по ту сторону стекла, её ждали кошмары.

Закрыв глаза, Аля почувствовала, как сознание начало плыть. Ощущение тела постепенно исчезало, заменяясь невесомостью, словно она растворялась, распадалась на частицы, уносимые невидимым ветром. Последним усилием воли она цеплялась за образ Романа, за ощущение его руки в своей, за звук его голоса.

«Я найду тебя, Роман. Обещаю».

Тьма поглотила её полностью. Она падала. Падала. Падала.

В кошмар.

* * *

Аля открыла глаза. Комната осталась прежней: тот же диван, та же бархатная обивка, тот же роскошный ковер на полу и столик из красного дерева, тот же запах лаванды и старых книг. Но что-то изменилось. Воздух потяжелел и загустел так, что каждый вдох давался с трудом, а откуда-то доносился тяжелый и сладкий запах, словно аромат гниющих цветов смешался с металлическим привкусом крови.

Французские окна покрылись кружевом серебристой паутины. Сквозь неё пробивался тусклый красноватый свет, как от вечного кровавого заката; толстые нити пульсировали. Шторы висели неподвижно, но Аля чувствовала холодные прикосновения ветра к своей коже.

«Откуда ветер? Здесь же нет выхода».

На туалетном столике здесь появилась незнакомая музыкальная шкатулка. Старинная, покрытая патиной времени, с щербатой крышкой. Шкатулка была закрыта, но оттуда доносилась едва слышная колыбельная из детства:

«Спи, моя радость, усни…»

Искаженная и фальшивая, будто механизм заводили слишком много раз.

«Откуда она знает эту песню? Как она может знать?»

В углу комнаты Аля заметила детский стульчик с облупившейся белой краской и царапинами на ножках. Эта новая деталь настораживала больше всего: там сидела фарфоровая кукла в изумрудно-зелёном платье, точь-в-точь как у нее. Тонкие линии трещин рассекали искусственное лицо, а в пустых глазницах застыла бездна. Кукла безглазо наблюдала за Алей.

Картины на стенах снова изменились: теперь люди с искаженными от ужаса лицами убегали от невидимых преследователей; их тела выворачивались в неестественных позах. Девушка с пальцами-плавниками тонула в тёмной воде, её волосы сплетались с водорослями, а ребёнок потерялся в лесу с искаженными лицами взрослых на деревьях.

Но больше всего пугал тихий, едва различимый шёпот за спиной Али. Она не понимала язык, лишь отдельные слоги складывались в осмысленные фразы.

— Кто здесь? Кто говорит со мной? — она обернулась. Но комната пустовала, разве что кукла чуть повернула голову.

Шепот окутывал Алю. Каждое слово неосязаемо касалось кожи, вызывая мурашки, проникало в голову и сливалось с ее собственными мыслями. Она встала с дивана, чувствуя, как тело сопротивляется. Мышцы напряглись, суставы скрипели, а шаги давались с трудом. Ковёр под ногами пульсировал, словно тысячи крошечных пальцев пытались её удержать.

«Это мой кошмар. Моя реальность. Я контролирую», — попыталась убедить себя Аля.

Но контроля не было. Только страх, тяжелый и вязкий, как смола, заполнял каждую клетку тела. Аля знала его еще с детства — неизвестность, собственная неполноценность, страх остаться одной. Он принимал новую форму, но суть его оставалась неизменной.

Аля подошла к псише и заглянула в зеркало, готовая увидеть собственное искаженное отражение — может быть, постаревшее лицо или свою настоящую полную фигуру, а может, что-то совсем иное, нечеловеческое.

Ничего. Пустое стекло. Оно не отражало ни её, ни комнату за спиной. Только ровная серебристая поверхность, тусклая и безжизненная, как глаза слепца.

Сердце замерло на мгновение, чтобы затем забиться с удвоенной силой. Отражение отсутствовало — словно её не существовало. Словно она призрак, пустота, ничто. Словно она окончательно исчезла из реальности, не оставив даже образа в зеркале.

«Я здесь. Я существую».

Не хотелось, но пришлось прикоснуться к стеклу, чтобы почувствовать хоть что-то, подтвердить собственное существование. Оно оказалось теплым, почти горячим, как кожа больного лихорадкой. И липким, будто покрылось тонким слоем невидимой слизи, которая осталась между пальцами, даже когда она убрала руку. Аля вытерла ладонь о платье, морщась от отвращения и страха.

И нащупала не тонкий шелк, а жесткую, будто грубая бумага, ткань. Более того, платье меняло цвет — из изумрудно-зеленого становилось бледно-серым, безжизненным, как пепел.

Что-то надрывно скрипнуло за спиной — от этого болезненного, неприятного звука свело зубы. Обернувшись, Аля увидела, как крышка музыкальной шкатулки медленно поднялась сама по себе: неужели внутри пряталась невидимая рука? Мелодия стала громче, но при этом еще больше исказилась.

«Спи, моя радость, усни… Глазки скорее сомкни…»

Внутри шкатулки не было ни танцующей балерины, ни традиционного механизма. Вместо этого — крошечная копия комнаты с миниатюрной фигуркой на диване. Она поворачивала голову и смотрела на Алю пустыми глазницами.

Страх комком встал в глотке и мешал дышать. Аля не могла здесь оставаться. Не могла смотреть, как ее кукольная версия медленно вставала с диванчика и начинала двигаться в такт искаженной мелодии, точно повторяя все движения.

«Это нереально. Это всего лишь кошмар».

Но если это кошмар, то слишком осязаемый, слишком подробный, с запахами и текстурами, которые невозможно выдумать. Аля выбежала из комнаты, чувствуя, как платье цеплялось за что-то — возможно, за руки кукол, протянутые из-под дивана. Но оборачиваться и проверять как-то не хотелось.

Рывком она открыла дверь, вылетела