Музыка и музыканты - Галина Яковлевна Левашева

Бабариха на них набросилась: «Бунт, крамолу завели! Слово царское — закон!» И настояла на своем проклятая ведьма. Прикатили бочку. Прижала к себе сына Милитриса, плачет, жалуется на судьбу свою несчастную. И в музыке слышится причитание, плач.

Подошла Милитриса к берегу, к волне обратилась, просит волну не погубить ее с царевичем. Заплескались волны, ждут своей добычи — не понять, слышали они просьбу Милитрисы или нет. Правда, музыка спокойная, добрая, — может быть, и сжалятся волны. Глухо рокочет оркестр, разливается жалобным плачем голос Милитрисы, а Бабариха ворчит про себя: «Жди, послушает тебя сердобольная волна».

Жалко людям молодую царицу и царевича, но ничего не поделаешь:

В бочку с сыном посадили,

Засмолили, покатили

И пустили в Окиян —

Так велел-де царь Салтан.

Заплескались синие волны, захлестнули бочку; и поплыла она по морю. Вслед ей несутся причитания и плач народа да хихиканье сестер. Добились своего, уморили ненавистную сестрицу.

Под мерный плеск волн опустился занавес. В зале зажегся свет. Первое действие кончилось.

В антракте

Пока длится антракт, давайте поговорим о том, что мы видели и слышали.

Слушаем мы с вами оперу. А что это такое?

Ну, прежде всего это театральное представление. На сцене происходят какие-то события; участников этих событий изображают актеры. Декорации, костюмы, свет — все это, как в любом другом театре, например, в знакомом вам всем, конечно, и любимом вами ТЮЗе.

Чем же отличается этот спектакль от спектаклей драматического театра? Тем, что он музыкальный. Главное в нем — музыка. Ей подчинено все. И дело не только в том, что актеры, вместо того чтобы говорить, поют. Все, что происходит на сцене, раскрывается и в музыке.

У нас с вами уже повелось хоть ненадолго заглядывать «в глубь веков», чтобы посмотреть, как же все начиналось. Вот и сегодня мы совершим небольшую экскурсию в эпоху Ренессанса, или, говоря по-русски, в эпоху Возрождения.

Откуда взялось это название? Почему «Возрождение»? Значит, что-то умирало, если возродилось вновь?

Да, умирало искусство.

Когда-то, в очень далекие времена, в Древней Греции, в Древнем Риме искусство стояло очень высоко. До наших дней сохранились великолепные скульптуры, барельефы, вазы с тончайшими росписями, греческие и римские стихи и трагедии и даже некоторые нотные записи, которые удалось расшифровать, хотя и с большим трудом: нотные знаки (так же как и алфавит) были тогда совсем другими.

Искусство древних было очень прочно связано с жизнью, с реальной действительностью. Даже боги, изображенные древними скульпторами, выглядели просто как очень красивые, сильные и смелые люди, и только некоторые детали одежды или предметы в руках у этих женщин и мужчин (стрелы у Зевса, лира у Аполлона и так далее) говорили о их принадлежности к сонму богов.

Долгие века совершенствовалось, развивалось это искусство. И мы до сих пор восхищаемся высоким мастерством древних.

Но наступило время, когда это прекрасное искусство умерло. Его убила церковь.

Как вы, конечно, знаете из истории, в средние века католическая церковь была поистине всемогущей. Ей было подвластно все: политика, культура, искусство. Лучшие художники, музыканты, архитекторы вынуждены были служить своим искусством церкви[4].

Святые отцы преследовали всякое «светское», не церковное, искусство. Ничто не должно было напоминать о том, как прекрасна жизнь, — ведь церковь доказывала, что истинное блаженство возможно только на небе. Поэтому полнокровное, жизнеутверждающее искусство древних было им особенно ненавистно.

Но жизнь не может уйти из искусства навсегда. Пришло время, и она снова заявила о себе.

Если вы когда-нибудь, проходя по залам Ленинградского Эрмитажа, вспомните о нашем разговоре и захотите наглядно увидеть, как оживало искусство, то поднимитесь по лестнице, которую называют Советской, и поверните не налево, в роскошный Павильонный зал, а направо, в залы итальянской живописи.

В первом зале вы увидите бесконечных мадонн с застывшими, будто вырезанными из дерева лицами. Плотные тяжелые одежды совершенно скрывают фигуру божьей матери; только кисти рук деревянными дощечками выглядывают из-под каменно-неподвижных складок покрывала. Холодный и безжизненный золотой фон еще больше подчеркивает их нереальность, неестественность. Так писали художники средневековья.

Теперь идите дальше. Даже если вы не будете подолгу задерживаться в каждом зале, а просто пройдете через всю анфиладу комнат и хотя бы бегло взглянете на картины, вы увидите, что на ваших глазах будут совершаться чудеса. Художники словно передают друг другу какой-то неугасимый огонек, который постепенно, от картины к картине согревает и оживляет людей, природу.

Это пока еще тоже главным образом мадонна, Христос и разные святые. Но посмотрите, — они все больше и больше становятся похожими на обычных живых людей. Выразительнее становятся их лица, легче и мягче — одежды. Нежной любовью наполняются глаза мадонн. Теперь уже это просто женщины, матери, то грустные, то счастливые, то озабоченные.

И вот, наконец, вы доходите до картины, перед которой уже не можете не остановиться. Вы замираете перед ней и долго смотрите на нежное, прелестное лицо женщины. Взгляд ее обращен не к вам, а к ребенку, которого она держит на руках. И хотя вы не видите ее глаз, вы угадываете в них бесконечную любовь и тревогу.

Здесь, у «Мадонны Литты» Леонардо да Винчи, великого Леонардо, — как называли этого художника еще при жизни, вы и поймете по-настоящему, что такое искусство эпохи Возрождения.

В ту эпоху считалось, что художники, поэты, музыканты после долгих лет церковного гнета возрождают полнокровное, живое и прекрасное искусство древних греков и римлян, его приемы и законы. Появились страстные поклонники античности, ее неутомимые пропагандисты.

В это-то время, друзья мои, и родилась опера.

В самом конце XVI века во Флоренции жил человек, по имени Якопо Корси, страстный поклонник античного искусства. В доме Корси часто собирались его друзья, влюбленные, как и хозяин дома, в искусство древних греков и римлян. Собрания свои они называли Академией. Здесь велись долгие беседы, страстные и горячие споры; здесь серьезно изучали древнюю философию, древнее искусство. Много говорилось и о музыке, о том, что сложная многоголосная хоровая музыка делается все более заумной и трудной и для исполнителей, и для слушателей. В такой музыке слова теряют свое значение; их трудно расслышать в хитроумном сплетении огромного количества одновременно звучащих мелодий. Корси и его друзья мечтали о такой музыке, которая будет проще, понятнее, и будет связана с другими искусствами, с поэзией, с театром, как это было в античном искусстве.

Но какой именно была античная музыка, они не знали. Правда, существовала одна драгоценность, на