Музыка и музыканты - Галина Яковлевна Левашева

Глинка — младший современник Алябьева, Гурилева, Варламова, но уже во многих его романсах мы не найдем песенного облика. Форма глинкинских романсов более сложная, музыка развивается в полном соответствии с текстом — вы, наверное, уже заметили это в романсе «Я помню чудное мгновенье».

В романсах Глинки, Чайковского, Рахманинова рояль перестает быть простым аккомпаниатором мелодии. Теперь он — полноправный участник музыкального произведения. Музыка сопровождения становится более сложной, более глубокой; она создает настроение, порой рисует целые картины.

Да и сами мелодии уже не напоминают нам песни. Часто они больше похожи на музыкальную, напевную декламацию. Композиторы ищут наиболее правдивое, точное выражение мыслей и чувств, о которых говорится в тексте романса, а потому стараются передать в музыке даже интонации разговорной речи — восклицание, вопрос, недоумение.

Звук, который выражает слово

Хочу, чтобы звук прямо выражал слово. Хочу правды.

Даргомыжский

Как же искал эту правду замечательный русский композитор? И нашел ли он ее в своих романсах?

Он был титулярный советник, —

так начинается один из романсов Даргомыжского. Он настолько своеобразен, что «романсом» его даже трудно назвать. Скорее небольшая музыкальная сценка.

Итак, «он был титулярный советник».

Интонации музыкальной фразы очень простые, почти говорок, и довольно спокойный. Советник так советник, не тайный ведь, не статский, а всего-навсего титулярный мелкий чиновничишка.

Она — генеральская дочь!

Вот это — совсем другое дело! Про генеральскую дочь и говорить нужно совсем иначе: почти торжественное утверждение, даже какой-то восторг слышатся в этой музыке. Внушительно, мощно звучит музыкальная фраза.

Он робко в любви объяснился.

Да, действительно робко, ничего не скажешь. Осторожно, неуверенно появляется фраза, мелодия как бы чуть-чуть приподнимается на цыпочки и в конце — прячется.

Всю музыку фразы воспринимаешь как робко сказанные слова. Это даже не объяснение в любви, а только попытка. Наверное, только заикнулся бедный чиновник, а она...

Она прогнала его прочь.

Какая решительная, грозная интонация. Так и слышишь: «Вон! Сейчас же!» И еще раз повторяются последние слова, четко разделенные по слогам. Как будто еще и подталкивают бедного советника: «Про-гна-ла е-го прочь».

Пошел титулярный советник...

Ой, как пошел! Нога за ногу цепляется, жалкий такой. А музыка чуть подпрыгивает, поддразнивает...

И пьянствовал целую ночь.

«Пья-а-а-анствовал» тянется на высокой ноте. И мелодия словно по ступенькам спускается вниз. За ней, ломая ритм, размер, в сильно замедленном движении появляется уныло-распевная, как пьяная песня, фраза:

И в винном тумане носилась

Пред ним...

Большая пауза, затем спотыкающейся скороговоркой, в которой, однако, если вслушаться, сохраняется отголосок «важной» интонации:

... генеральская дочь.

И эти слова еще раз повторяются. Словно чиновник с пьяным упорством пытается убедить себя, что генеральская дочь действительно была, что он, скромный, маленький, ничтожный человечек, действительно решился объясниться в любви генеральской дочери, пусть даже и неудачно.

Слушаешь, смеешься, а потом как-то даже страшно становится — никого не пощадил композитор: ни жалкого титулярного советника, ни важную генеральскую дочку.

Кажется, что не певец, а талантливый рассказчик должен исполнять этот романс. В нем совсем нет льющейся широко и привольно мелодии, которая так покоряет нас в романсах Глинки. Напев этого романса скорее похож на какую-то особую музыкальную декламацию. Такой склад мелодии музыканты называют речитативным. (Несколько позже я расскажу вам подробнее, что такое речитатив.)

Создателем речитативного склада мелодии и был Даргомыжский. В своих произведениях он добивался того, чтобы музыка передавала интонацию человеческой разговорной речи, все ее оттенки.

Теперь вам понятно, что имел в виду Даргомыжский, когда говорил: «Хочу, чтобы звук прямо выражал слово»?

И он добился этого.

Замечательное открытие Даргомыжского сделало вокальную музыку намного разнообразнее и выразительнее.

А что же песня?

Думаете, песня совсем ушла из камерной музыки, уступила место романсу? О нет. Ничего подобного. Она тоже, как и романс, изменялась, развивалась, совершенствовалась. Камерная музыка постепенно перестала быть «камерной» в том значении, о котором мы говорили с вами вначале. Не только для приятного музицирования в кругу друзей и родных писали теперь композиторы свои камерные произведения. Исполнялись они уже не только в дворянских гостиных, помещичьих усадьбах и скромных окраинных домиках, но и в больших публичных концертах. И лишь название — «камерная (комнатная) музыка» — напоминало о том, что когда-то она была всего лишь падчерицей большого искусства.

Так вот, о песне. В репертуаре Федора Шаляпина была песня, которая называется «Трепак».

Трепак — народный русский танец. Вполне понятно, что к нему могут быть сочинены слова, и в таком случае «Трепак» станет плясовой песней. Давайте послушаем эту плясовую песню, которую выбрал для своего репертуара Шаляпин.

Начинает рояль. Мрачные, словно застывшие аккорды...

Лес да поляны... безлюдье кругом...

Кажется, что из голоса Шаляпина вдруг исчезли все краски, вся сочность, бархатистость. Тянется щемящая душу нота (на слове «безлюдье»).

И это трепак? Веселая пляска? Нет, тут что-то не так.

Вьюга и плачет и стонет.

Очень страшно узнавать появившийся в этой тоскливой музыке приплясывающий ритм трепака. Затаенно, негромко, как бы исподволь набирая силу, звучит шаляпинский бас, и вдруг как тихий выкрик:

Чудится!..

И снова приплясывает музыка:

Будто во мраке ночном...

Злая, кого-то хоронит.

Как страшно тянет Шаляпин это слово «злая». Кто же она такая? Почему, откуда ритм трепака? И опять тихий жуткий возглас:

Глядь! Так и есть.

И пошел набирать силу трепак. Теперь уже становится все ясно, но от этого еще страшнее. Заблудился пьяный мужичонка зимой в лесу. Холодно, согреться бы. Вот и стал плясать. Чудится все что-то пьяному:

В темноте мужика

Смерть обнимает, ласкает,

С пьяненьким пляшет вдвоем трепака,

На ухо песнь напевает.

Вот он, трепак! Да еще с песней. Гремит голос Шаляпина.

Ой, мужичок, старичок убогий,