Осколки льда - Екатерина Петровна Шумаева

Обхожу Тимура и скрываюсь в тени дома таким быстрым шагом, каким только возможно, чтобы он не увидел слез, стекающих по моим щекам. Вбегаю в свою комнату, снимаю куртку и падаю на кровать, захлебываясь рыданиями.

Всего лишь одно незначительное действие снова сломало меня. Я так надеялась, что этого не случится. Так долго избегала прошлого, держала эмоции в себе, но сейчас я переполнена, мне нужно их выплеснуть.

Тимур

Почти три часа мы с моим отцом и отцом Киры расчищали на озере площадку для катания на коньках. Я думал, что увижу в глазах Киры тот азарт, который загорелся в них на ледовом шоу. Но увидел лишь испуг.

Неделю назад, когда я решил посоветоваться с мамой насчет коньков для Киры, она поддержала меня. Сказала, что это отличный подарок на Новый год. И подготовила к этому родителей Киры.

Моя мама так обрадовалась, что даже изъявила желание оплатить подарок, ведь профессиональные коньки дорогие, но я отказался. У меня есть деньги, и куда мне их тратить, если не на друзей? И вот после отличной тренировки в виде расчистки катка десять на десять метров я считал, что все сделал правильно. Оказывается, нет.

Кира смотрела на коробку с коньками и долго думала, что сказать. Я видел, как дрожат ее руки, но решил, что это от предвкушения. От того, что сейчас она наденет коньки, и мы пойдем кататься в свете гирлянд, под крупными хлопьями снега, которые падали с неба. Но я ошибся.

Кира сбежала. Так быстро, чтобы я не увидел, как она плачет. А я не планировал доводить до слез. Я хотел порадовать ее. И теперь сижу один в беседке, не зная, что делать. Бежать за ней или дать побыть одной? Извиниться или сделать вид, что ничего не произошло? Поговорить с ней или промолчать?

Обдумав ситуацию, я решаю, что не могу оставить Киру одну, став виновником ее слез. Поэтому забираю сумку с моими коньками, коробку со злосчастным подарком и возвращаюсь в дом.

Родители упаковывают новогодние подарки наверху, чтобы положить их под елку ночью. Это наша общая семейная традиция, несмотря на то, что мы уже давно взрослые и больше не верим в чудо.

Я иду на кухню, беру две кружки и наливаю в них горячее какао, а потом направляюсь в комнату Киры. Остановившись перед дверью, несколько секунд собираюсь с мыслями и без стука вхожу. Ведь если я спрошу, можно ли войти, Кира точно ответит «нет».

– Прости, не думал, что тебя это так расстроит, – сразу же начинаю извиняться. – Я принес примирительное какао. Поговорим? – осторожно спрашиваю я.

Кира лежит на кровати, смотрит в потолок, а по ее щекам катятся слезы. Мне становится так стыдно, словно все беды мира произошли из-за меня.

– Меня расстроил не ты, – тихо отвечает она. – Ты старался, хотел как лучше. И это здорово. Каток на озере, новые коньки… Спасибо. Просто это не для меня, – говорит Кира и садится на кровати. – Больше не для меня.

Ее золотые волосы растрепаны, нос красный, а щеки мокрые от слез. Сейчас передо мной не Снежная королева, а маленькая потерянная девочка, которой очень больно. Я ставлю кружки на комод перед телевизором и сажусь на кровать рядом с ней.

– Почему больше не для тебя? – почти шепотом спрашиваю я. Не хочу спугнуть ее своим напором. Я и так довел Киру до слез, что бы она там ни говорила. – Тогда, на ледовом шоу, я видел блеск в твоих глазах.

Она усмехается и смотрит куда-то вдаль. Думает, вздыхает, переводит взгляд на меня. Вытирает слезы рукавом водолазки, как делала это, когда ей было пять. Некоторые вещи остаются неизменными. А потом говорит:

– Это очень долгая и неинтересная история, просто поверь мне.

– Я хочу ее узнать, – прошу я, смотря ей прямо в глаза. Заправляю выбившийся локон за ухо, не отводя взгляда.

– Говорю же, она скучная. Как и я. Это было в моей прошлой жизни. Сейчас все иначе. – Кира не сдается. Да, она еще и мисс Упрямство.

– У нас впереди семь дней, не думаю, что твоя история затянется. Даже если ты будешь рассказывать в мельчайших подробностях. Но я хочу знать, правда. Я принес какао и маршмелоу. Ты ведь так их любишь.

– Я любила, когда мне было семь, – наконец-то улыбается она, шмыгая носом.

– Какие-то привычки не меняются. Например, ты вытираешь слезы рукавом, так же как в пятилетнем возрасте. Поэтому жду твою историю. И клянусь, не уйду, пока ты не расскажешь ее мне, – подмигиваю я, подсаживаясь ближе. – Не хочу показаться высокомерным, но я всегда добиваюсь своего.

Ощущение от того, что Кира снова рядом со мной, сложно передать словами. И даже ее слезы не испортят момента. Я скучал. Скучал по той девочке, которая зажмуривалась, когда героев убивали в фильме, но никогда не отказывалась от просмотра очередного боевика. Скучал по тому, как мы готовили вместе и я украдкой любовался Кирой. Скучал по нашим урокам игры на гитаре, когда она сидела так близко, что я чувствовал, как от нее пахнет спелой вишней. Скучал по той атмосфере, которая возникала, когда мы оставались вдвоем. В школе я смотрел только на Киру, но в ответ не получал ни единого взгляда. Меня отвлекали постоянные вопросы одноклассников про игры, выспрашивание билетов и милые улыбки хоккейных болельщиц. Но ни одна улыбка не была настолько же прекрасной, как у Киры.

– Ладно, – соглашается она. Хочет снова вытереть слезу рукавом, но, вспомнив мои слова, вовремя останавливается. – Пойду умоюсь, чтобы не делать, как пятилетняя Кира.

– Пятилетняя Кира была противной, – смеюсь я и тут же получаю удар в плечо.

– Стрелецкий, умеешь ты все испортить, – сердито надувает губы Кира, но я начинаю ее щекотать, отчего напускная обида сменяется звонким смехом. – Мне нужно умыться!

Она встает и направляется в ванную.

– Ты прекрасна в любом виде. Даже в слезах, – шепчу я, но Кира уже не слышит.

Глава 9

Кира. Два года назад

– Загорская выступает через три человека, ты сразу после нее, соберись, – говорит тренер фигуристке в синем платье, указывая на меня.

Я уверенно улыбаюсь: мне не нужно собираться с мыслями, я уже готова выйти на лед и победить.

Чемпионат России – моя мечта с восьми лет. И вот в пятнадцать лет наконец-то я попала сюда. Я прошла долгий путь, чтобы оказаться в числе участников, и, если все пройдет удачно, в чем я не сомневаюсь, следующей ступенью станут Чемпионат мира и Олимпийские игры. Для спортсмена это как взобраться на Эверест. Высшая точка в карьере. Самое большое достижение и огромный почет – представлять свою страну.

На мне ярко-красное платье, стразы переливаются под блеском софитов, волосы собраны в пучок, а на губах красная помада. Коньки заточены, все идеально. Это золото будет моим.

Мы с Еленой Валерьевной, моим тренером по фигурному катанию, долго готовили программу выступления, выбирали музыку, остановившись в итоге на композиции Royal Blood[2]. Мой образ идеально подходил выбранной мелодии. У меня были все составляющие успеха. Тренер массирует мне плечи и шепчет на ухо ободряющие слова.

– Ты же знаешь, что самая сильная фигуристка из всех здесь присутствующих? – спрашивает Елена Валерьевна. Я киваю. – Иди и покажи, чего ты стоишь!

Я разворачиваюсь и обнимаю ее.

– Спасибо, что исполнили мою мечту! – произношу я со слезами на глазах.

– Мечтай об Олимпиаде. С твоими успехами она не за горами.

Я отпускаю своего тренера и выхожу на лед. Качусь до середины площадки, осматривая зал. Мама и тетя Лариса приехали поддержать меня и даже нарисовали плакат: «Кира, ты лучшая!»

Машу им, потом приветствую судей и улыбаюсь. На катке гасят свет. Зажигается прожектор. Слышу первые аккорды и начинаю раскатку. Двигаюсь по кругу, играя со зрителями, и готовлюсь к прыжку. Это мой коронный элемент. Прыжки я делаю превосходно. Поэтому в выступлении мы сделали упор на них. Начинаю с тулупа, и он выходит идеально. Проезжаю круг, исполняя кантилевер, а затем делаю ласточку.

Наступает время акселя. После дорожки сложных шагов я разгоняюсь. Знаю, что Елена Валерьевна сказала мне не рисковать и выполнить двойной аксель, но я так хочу порадовать ее и удивить зрителя. Необходимо сделать тройной, и никак иначе.