Осколки льда - Екатерина Петровна Шумаева

Тогда я точно смогу оторваться по баллам. Хоть это и второй день соревнований, я уже далеко впереди, но мне нужен этот тройной аксель. Я отрываюсь от земли: первый оборот – идеально, второй – идеально. На третьем обороте, который я решила сделать сама, – падаю. Слышу вздохи зрителей, чувствую резкую боль в ноге. Воздух вышибает из легких, они пылают огнем. Нога болит до такой степени, что невозможно даже пальцем пошевелить. Глаза застилают слезы. Музыка продолжается. Остается десять секунд до ласточки, но я не могу подняться. Снова и снова мысленно повторяю, что мне нужно встать. Сквозь боль и слезы заставляю себя подняться, пытаюсь проехаться, но у меня не выходит. Лодыжка адски болит. Я всхлипываю, опускаю голову и заканчиваю выступление. Руки трясутся, дышать по-прежнему сложно. Я слышу аплодисменты и поднимаю глаза. Ловлю испуганный взгляд моего тренера, ищу глазами маму и вижу, как она в ужасе закрывает рот рукой. Снова смотрю на Елену Валерьевну и шепчу ей одними губами:

– Простите. Я подвела вас.

Вытираю слезы и, сдерживая рыдания, добираюсь до бортика. Как только я ухожу с катка, перестаю сдерживать эмоции. Начинаю плакать от боли. Я неудачно приземлилась и, кажется, повредила ногу. Смотрю вниз и понимаю: нога точно сломана.

Елена Валерьевна подбегает ко мне и не дает сказать ни слова:

– Загорская! Ты что творишь? Я не понимаю: что сейчас произошло? Ты решила уничтожить свою карьеру? Слишком поверила в себя? Мы репетировали тройной аксель всего несколько раз!

– Извините меня, – произношу я сквозь слезы.

– Думаешь, ты особенная? Таких, как ты, вагон и маленькая тележка рядом! Чего ты о себе возомнила? И чего ты добилась? Поздравляю, сейчас своей самоуверенностью ты разрушила свое будущее, – разочарованно говорит она, разворачивается и уходит.

А я, вытирая слезы, снимаю коньки, потому что больше не могу их видеть. И в чем Елена Валерьевна не права? Права во всем. Тренер вложила в меня столько сил и времени, довела до чемпионата России, а я подвела ее.

Мне подают олимпийку, я надеваю ее, чтобы не замерзнуть.

– Можешь принести мне тапочки из раздевалки? – прошу я девушку, которая приехала помочь Елене Валерьевне.

– Конечно. Давай я позову врача? – предлагает она.

– Всё после награждения, – отвечаю я и пытаюсь абстрагироваться от боли.

Помощница тренера все-таки приводит мне врача, которая, осмотрев мою ногу, выносит вердикт:

– Это перелом. Я вызову скорую помощь. Тебе срочно нужно ехать в больницу.

Но я хватаю ее за руку и смотрю умоляющим взглядом:

– Пожалуйста, позвольте остаться на награждение. Я вытерплю, я смогу. Мне нужно получить эту медаль!

Врач поворачивается к Елене Валерьевне и вопросительно смотрит на нее.

– Пусть делает что хочет, – резко бросает тренер. – Она же так не любит указания. Если готова терпеть – пускай терпит. Двадцать минут ничего не решат. Заморозь и зафиксируй, пожалуйста.

Добираясь до пьедестала в тапочках, я терплю, как мне кажется, самую сильную боль в моей жизни. Меня награждают золотой медалью, а я даже не могу улыбнуться. Настолько невыносимая боль. Я забираю цветы и после группового фото снимаю с себя медаль и ползу к бортику.

– Везите ее в травмпункт, – говорит Елена Валерьевна моей маме.

Мама помогает мне встать, и я прыгаю на одной ноге, чтобы добраться до машины.

– Зачем ты это сделала? – спрашивает она с гневом.

– Ирин, все вопросы потом. Девочке и так очень плохо, – успокаивающе говорит тетя Лара.

А я отворачиваюсь к окну и смотрю, как мы удаляемся от ледового дворца.

После того, как мне наложили гипс, мама не выдерживает. Она долго молчала, еще дольше сдерживалась, а сейчас плотину прорывает.

– Я всегда знала, что твой тренер требует от тебя слишком многого! И что теперь? Ты в гипсе. Все лето проведешь в нем. Потом может понадобиться операция!

Я просто молчу. Почему я не послушала Елену Валерьевну? У меня и так был большой отрыв по баллам. Но я решила сделать по-своему. Захотела стать не просто лучшей, а показать всем, что я особенная. Золотая медаль была у меня на шее, но толку от нее, если я потеряю несколько месяцев, пока будет срастаться кость? А потом нужно еще разрабатывать ногу и вставать на коньки. Я пропущу половину сезона. Слезы начинают катиться по щекам. Я не могу их сдержать, и тетя Лара все видит.

– Ирина, прекрати. Девочка и так на взводе. Что случилось, то случилось. Теперь ничего не поделаешь, – произносит она, смотря на меня сочувствующим взглядом.

Шесть месяцев спустя

Наверное, это было худшее лето в моей жизни. Двойной перелом лодыжки с подвывихом и смещением. Я провела месяц в больнице, пережила операцию, относила гипс еще три месяца и в итоге сильно хромаю. На лед я больше не вернусь. Врач запретил мне заниматься фигурным катанием профессионально. Мама поддержала его. И теперь я иду к своему тренеру прощаться. Пока носила гипс, у меня оставалась надежда на возвращение. Но с учетом обстоятельств, моей хромоты, адской боли в ноге по ночам от сильных нагрузок я поставила крест на своей спортивной карьере.

Я плакала каждую ночь и винила себя. Теперь мне нужно посмотреть в глаза страху. Вернуться туда, где все началось, а потом так стремительно закончилось.

Захожу в ледовый дворец, еле сдерживая слезы. В качестве извинений я купила Елене Валерьевне торт, конфеты и хороший чай. А извиняться мне есть за что. Она пережила столько проблем из-за моей травмы. Мне пришлось убеждать родителей, что мой тренер не виновата. Сначала мама считала, что я покрываю Елену Валерьевну. Но потом я показала ей видео других выступлений с настоящей программой, которую должна была откатать, и она поверила.

Подхожу к арене и вижу Елену Валерьевну. Боюсь встречаться с ней и не знаю, улыбнуться или же расплакаться. Но мой тренер, видя меня, улыбается.

– Кира! Я так рада тебя видеть! Тренировка закончилась. Пойдем в мой кабинет. Расскажешь, как ты, – говорит Елена Валерьевна, подъезжая ко мне.

Сразу становится легче. Я выдыхаю. Она на меня не злится. Киваю в ответ и направляюсь в сторону тренерской, куда я так часто приходила раньше. Мы садимся за стол, и Елена Валерьевна разрезает торт.

– Простите меня, – робко начинаю я. – Не нужно было менять программу. Не стоило делать тот прыжок. Он слишком сложный. Я подвела вас. И себя. Но в первую очередь вас. Простите меня, пожалуйста, – заканчиваю я дрожащим голосом.

– Милая, ты подвела только себя. Ты пришла извиниться? – спрашивает она спокойным тоном.

– И попрощаться, – подытоживаю я. – Мне запретили заниматься. Совсем.

Елена Валерьевна вздыхает. Мне кажется, что она знала цель моего визита.

– Вы мне как вторая мама. За все эти годы я провела с вами больше времени, чем с родителями. Спасибо, что верили в меня, даже когда я сама в себе сомневалась. Когда мои родители не верили в меня. У меня были только вы. А я… Я все испортила. Успех затмил мне глаза. И я подумала, что всемогущая. Но жестоко поплатилась за свою ошибку. – Я не в силах сдержать слезы.

Елена Валерьевна подходит ко мне и обнимает.

– Знаешь, тренеров называют спортивными мамами. И как любая мама, я должна уметь отпускать. Я отпускаю тебя, дитя. Ты вырастешь прекрасным человеком. Найдешь занятие, которое будет тебе по душе. Кира, ты напоминаешь меня в твоем возрасте. Я тоже жаждала славы и признания. Но росла в маленьком городке в Советском Союзе. У нас были другие тренировки и жесткая конкуренция. На Олимпийские игры я не попала, но признание и слава, о которых я так мечтала, все равно пришли ко мне. Я стала тренировать детей, выпускать их в мир фигурного катания. Теперь моя слава идет впереди меня. Многое зависит от фигуристки, но не все. Без хорошего тренера ни один спортсмен не станет профессионалом. Подумай об этом, когда решишь поступать в университет. Обязательно вспомни мои слова. Ты лидер и способна вести за собой маленьких девочек к олимпийским медалям. Пусть твоя спортивная карьера закончилась, но ты ушла чемпионкой России и многого добилась. Ты одна из лучших фигуристок, которых я тренировала. У тебя есть талант. Не хорони его вместе с коньками. Ты можешь изменить многое, – произносит она, прижимая меня к себе.

Я не спорю с ней, но уже знаю, что больше никогда не выйду на лед, не надену коньки. Не хочу иметь ничего общего с фигурным катанием,