Осколки льда - Екатерина Петровна Шумаева

– В твоих глазах пропал азарт, – продолжает Елена Валерьевна. – Но, надеюсь, когда-нибудь он вернется.

– Я много думала, пока лежала в гипсе, – отвечаю я, вытирая слезы. – И на многое теперь смотрю иначе.

– Тебе всего шестнадцать. Вся жизнь впереди. Просто помни мои слова.

Мы долго обнимаемся, и я ухожу, так и не попробовав торт. Я уже не сдерживаю слезы, иду по улице и плачу. Люди пялятся на меня, но не трогают. А мне все равно, что они думают. Я знаю, что больше никогда не буду прежней Кирой. Я похоронила все свои амбиции, когда мне наложили гипс, и пообещала себе никогда не возвращаться на лед.

Тимур

Кира заканчивает рассказ, и я вздыхаю. Я знал, что у нее была травма, но даже подумать не мог, насколько тяжело она переживала все это. Меня тогда волновало лишь то, что нас больше не будут сравнивать, что я победил. Сейчас мне стыдно за мою жестокость. Пока она лежала в гипсе, я ни разу не поинтересовался, как она себя чувствует, даже из приличия. Что уж говорить, ее состояние меня совершенно не волновало.

У Киры дрожат руки. И хотя я держу их, она не может успокоиться. Я смотрю ей в глаза, и больше всего на свете мне хочется, чтобы Кира перестала плакать, чтобы вновь поверила в себя. Пусть она не вернется на лед спортсменкой, но ведь можно же просто кататься ради удовольствия. Ей стоит хотя бы попробовать.

– Ты доверяешь мне? – тихо спрашиваю я.

Сейчас Кире нужна моя поддержка и позитивный настрой. И хоть я пребываю в шоке, но знаю, что отступать нельзя.

– Я не доверяю сама себе, – шепчет она.

– Зря. Я не прошу тебя делать всякие там прыжки. Да, я не помню, как они называются, мисс Занудство, и не надо мне повторять. Я прошу надеть коньки и проехать один круг. Хотя бы из-за того, что мы специально для тебя расчищали лед. Старались. Прошло два года. Тебе запретили вставать на коньки какое-то время, но уже можно. – Кира удивленно смотрит на меня. – Я спрашивал у твоей мамы.

– Так и знала… – отвечает она, но не возражает мне.

А я все равно боюсь, что Кира передумает, поэтому встаю с кровати и тяну ее за руку.

– Пойдем. Сейчас же. Ты сделаешь это!

Кира очень неуверенно шнурует коньки. Я же справляюсь за несколько минут и помогаю ей.

– Затягивай сильнее, – говорю я, указывая на правую ногу. – Я затяну левый.

– Я и сама могу, – смеется она, наблюдая, как я старательно зашнуровываю конек, стоя перед ней на коленях.

– Мне нужно сделать это быстро, чтобы ты не сбежала, – подмигиваю я, заканчивая с одним коньком и отбирая у нее второй.

Кира встает с закрытыми глазами, но не делает ни шага. Просто стоит, словно собирается с мыслями.

– Не хочу вмешиваться в твой настрой, но если ты не откроешь глаза, то кататься будет немного сложнее. – Я подталкиваю ее к катку.

Она открывает глаза, и я тяну ее на лед.

Первый шаг дается Кире с большим трудом, но она отталкивается и начинает скользить. И тут случается чудо. Кира улыбается, но ее улыбка не похожа на те, что я видел раньше. Даже на те, которые предназначались мне. Это улыбка означает абсолютное счастье. В глазах Киры вновь горит огонь, который я так хотел пробудить. И сделал это! Горжусь собой.

Первый круг мы едем медленно и аккуратно. Я держу Киру за руку на случай, если она забыла, как кататься. Но я ошибся. Потом мы доезжаем до середины катка, Кира поворачивается ко мне и смотрит в глаза.

– Спасибо, – говорит она, держа меня за руки. – Я бы никогда не решилась сделать это.

Я смотрю на нее и не могу отвести глаз. Кира искрится счастьем. У меня перехватывает дыхание, я так хочу продлить этот момент и запомнить его! Мы на льду, оба на коньках, идет снег. Пушистые хлопья падают на ресницы Киры, и она превращается в самую настоящую Снежную королеву. Кира так и не надела шапку, волосы у нее собраны в хвост, но несколько прядей выбились и прилипли к щекам. Я отпускаю ее руки, заправляю прядь за ухо и надеваю на нее капюшон.

– Не простудись, – отвечаю я хриплым голосом.

– И ты, Стрелецкий! – смеется Кира, срывая с меня шапку, и пускается прочь.

Я догоняю ее в считаные секунды. Кира прячет руки за спиной, и я обнимаю ее, уже не пытаясь отобрать несчастную шапку. Мы оба замираем.

– Ты же знаешь, что я не сдамся и не отдам тебе шапку? – произносит она, не отводя от меня взгляда.

– Я тоже. Ты же помнишь, что я всегда получаю то, чего хочу? – спрашиваю я, смотря на ее губы.

Дыхание Киры сбивается, а потом она смотрит на окна, откуда так не вовремя выглядывают наши мамы.

– За нами наблюдают, – шепчет Кира с разочарованием, и мне приходится отпустить ее.

Хмуро смотрю в окно, где шевельнулась занавеска, а родителей и след простыл, но момент упущен.

Два часа спустя мы заходим в дом, смеющиеся и все в снегу. Кира даже сделала ласточку, предварительно рассказав мне, как называется этот элемент. Хотя мне не очень-то интересно. Потом у Киры заболела нога, и мы переобулись. Чтобы отвлечь ее от боли, я начал кидаться снежками. Кира хохотала, а потом пообещала выходить на лед каждый день, пока мы здесь.

Правда, Ирина Сергеевна не очень довольна результатом. Она надеялась, что Кира просто покатается разок-другой, а не будет снова рваться на лед, но это не так важно. Пока Кира счастлива, я тоже счастлив. Понятия не имею, почему и как это работает.

Мы переодеваемся, берем попкорн и включаем «Крестного отца», которого так и не смогли посмотреть из-за моих дурацких слов, произнесенных в кафе.

– Нам нужно чаще проводить время вместе, – говорю я, выключая ноутбук.

– Чтобы опять ходили слухи? Ну уж нет, – улыбается Кира, ставя чашку с остатками попкорна на тумбочку. – Больше никаких встреч, которые окружающие примут за свиданиями, Стрелецкий.

– Тогда предлагаю ходить на антисвидания. Никаких романтических фильмов, только боевики, только хардкор. Потом на каток. А после можно выпить кофе или чаю. Как тебе такой план?

Кира сомневается, и ее молчание заставляет меня поволноваться. Я уже представляю, как она отказывает мне в такой безумной идее, и начинаю придумывать другой план. Но Кира вдруг улыбается и кивает:

– Уговорил. Одно антисвидание. И никаких совместных фотографий.

Я соглашаюсь на ее предложение. Одно антисвидание ведь лучше, чем совсем ничего. Пусть это не настоящее свидание, я согласен на любые условия, лишь бы проводить с Кирой как можно больше времени.

Утром за завтраком мы обсуждаем книги для проекта по литературе, которые дали прочитать друг другу.

– Почему именно «Чайка»? – спрашивает Кира, намазывая джем на хлеб.

– Если честно, я больше люблю фантастику. Но хотел, чтобы ты поверила в себя, а эта книга лучший мотиватор, – признаюсь я.

– Она вдохновила меня, – кивает Кира. – История классная. И ее можно разбирать на цитаты. Какая твоя любимая?

Я задумываюсь. Там много цитат, которые я люблю, сложно выбрать всего одну. Но собираюсь с мыслями и говорю:

– Продолжай поиски самого себя – вот что тебе нужно, старайся каждый день хоть на шаг приблизиться к подлинному всемогущему Флетчеру, – отвечаю я быстро, ведь многие заучил наизусть. Не специально, так вышло само по себе. Я перечитывал «Чайку» трижды. Но это лишь потому, что в дороге было скучно, а я забыл положить в чемодан другую книгу.

– Примеряешь ее на себя? – интересуется Кира, рассматривая меня.

– Если честно, да. А почему именно Бегбедер? Почему ты не дала мне «Над пропастью во ржи»? – Я ожидал, что Кира точно даст мне Сэлинджера после нашего жаркого спора на литературе. Но не думал, что это будет его биография, хоть и недостоверная.

– Чтобы ты изменил свое мнение! – восклицает Кира, привставая со стула. Она готова снова броситься в бой, оспаривая мою точку зрения. Такая Кира намного интереснее, и, мне кажется, я разбудил в ней былой огонь.

– Но ты же знаешь, что это не биография, а выдумка, основанная на реальных событиях? – подначиваю я Киру. Не знаю зачем, но мне нравится с ней спорить.

– Конечно. Факты, приправленные щепоткой вымысла, – смеется она, садясь на место.

– И какая твоя любимая цитата?

– Ее сложно перевести на русский, нужно прочувствовать. Любовь –