Жизнь и необыкновенные приключения капитан-лейтенанта Головнина, путешественника и мореходца - Рувим Исаевич Фраерман

– Не плавал ни разу, но люблю.

– И я люблю, – сказал Вася. – Пойдём сегодня же, я покажу тебе корабль.

И мальчики пошли по длинным, освещённым вечерним солнцем коридорам сумрачного дворца.

Поздно вечером, когда все в корпусе спали, Вася в самом деле показал своему новому другу обещанный корабль. Это было то самое трёхмачтовое судно, у которого Вася не так давно слушал урок корпусного боцмана.

В огромном зале сгустились сумерки белой ночи. В чуткой тишине звонко отдавались шаги двух мальчиков.

Они поднялись по трапу на борт. Тут пахло деревом, парусиной, смолой, всё здесь было, как на настоящем корабле: при странном свете белой ночи блестела палуба, белели паруса, уходили в вышину мачты. И только не было моря, не было его вечного движения и шума, и ветер не наполнял парусов.

Мальчики долго стояли на баке. Этот трёхмачтовый корабль в полном парусном оснащении казался им томящимся пленником.

Глава 18

На башенке Итальянского дворца

В самом углу Итальянского дворца высилась кубическая башня с барабаном, в свою очередь венчавшимся башенкой меньших размеров, на которой развевался флаг корпуса с изображением двуглавого орла, державшего в своих лапах якоря.

Эта башенка давно манила к себе Васю. В ней Кургановым была устроена астрономическая обсерватория.

Но ходить в эту башенку кадеты боялись.

Странное суеверие царило среди них. Говорили, что в башенке, возле двери, на стене появляется тень чёрта с рогами, с ногами и с хвостом.

В холодные морозные ночи этот силуэт чёрта бывает особенно ясно виден на кирпичной стене всякому, кто имеет смелость поднять на него глаза. А в тёплые ночи исчезает.

Но всё равно никто не может ночью пройти в эту башню один, даже если в руках у него окроплённая святой водой кадетская шпага, – никто, кроме славного морского водителя, аборнитора, навигатора, небесных звёзд считателя – Николая Гавриловича[16].

И даже на уроки астрономии к нему в башенку кадеты ходили неохотно, лишь собираясь группами и топоча ногами по лестнице так громко, что Николай Гаврилович обычно выбегал им навстречу и кричал:

– Кого пугаете, шелопуты? На шведов, что ли, собрались? Здесь тихости и благолепия обитель, а вы топочете, как жеребцы!

Васе давно уже хотелось побывать на кургановской вышке ночью, посмотреть на звёзды в трубу, попробовать определиться, как это делают штурманы на кораблях. Но он долго не решался на это.

Однажды поспорив с Чекиным на пару горячих булочек, что ежедневно подавали кадетам к чаю, Вася при всём классе вызвался один пойти в башенку ночью.

Он не был жаден до еды, как Чекин, хотя обычно в корпусе кормили не досыта, и Васе часто хотелось есть. Непреодолимое влечение ко всему, что составляло тайну, и стремление постичь её заставили Васю пойти.

Сначала над ним посмеялись. Потом стали уговаривать, чтобы не ходил, пугали. Но Вася, как только наступила ночь, пристегнул небольшую шпагу, какую носили на параде кадеты, и вышел из спальни в коридор.

Во всём дворце было пустынно и сумрачно. Одиноко горела свеча в стенном фонаре, далеко где-то, у спален гардемаринов, глухо звучали шаги дежурного.

Вася бесшумно пробежал коридор, огромные окна которого выходили на восток, где уже ярко горели звёзды, и свернул направо к чугунной узорчатой лестнице, что вела наверх, в башню. На лестнице было совсем темно. Сердце Васи билось так сильно, что он не слышал звука даже своих собственных шагов по чугунным ступеням.

Уже взобравшись на самый верх, Вася вдруг подумал, что дверь в башенку может быть заперта, и даже наверное заперта, и что он зря пошёл. Придётся вернуться назад, и кадеты посмеются над ним.

Вася остановился у двери и тихо тронул её рукой. К его удивлению, она была не заперта и легко, без скрипа, повернулась на железных петлях.

Вася вошёл в башню. Она была довольно просторна, шторы на окнах были отдёрнуты, и вся она была наполнена мягким звёздным светом, который слабо блестел на меди подзорных труб и инструментов для визуальных наблюдений, на стекле и металле барометров, хронометров и секстанов.

Это была заманчивая картина, и Васе на секунду показалось, что он стоит в волшебной рубке волшебного таинственного корабля, который кругом обступили звёзды. Они глядели в окна и справа, и слева, кругом. «Небесные самоцветы! Обращение тел лучезарных», как называл их Курганов.

Сияя красотой своей, глядела на Васю прекрасная вечерняя звезда Венера, и тихо тлела в небесной дали едва приметная Полярная звезда – верная сестра мореходцев и корабельщиков всего мира.

Вася загляделся на неё и долго стоял неподвижно, забыв обо всём на свете, даже о том, зачем пришёл сюда, зачем в руках у него шпага.

И вдруг Вася почувствовал, что он здесь не один, что тут есть ещё кто-то, совсем близко, где-то рядом с ним, он даже слышит чьё-то тихое дыхание.

Вася вспомнил о чёрте и, быстро обнажив шпагу, обернулся. И в изумлении отступил перед тем, что увидел. И впрямь, на стене, у двери, где стенная сырость проступала на камне, белело морозное пятно, очертанием похожее на чёрта. Кто-то мелом пририсовал к нему хвост и рога и тем ещё более сделал его похожим на чёрта. Вася подошёл ближе и шпагой поцарапал стену. Да, это иней, не более того. Вася схватил швабру, стоявшую у двери, и два раза провёл ею по стене. Пятно исчезло, размазанное шваброй. Но едва только Вася хотел поставить швабру на место, как за распахнутой дверью шкафа послышался тихий смех. Это было гораздо страшнее чёрта. От ужаса Вася не мог сделать ни шагу и вдруг почувствовал, как чья-то тяжёлая рука легла ему на плечо, и услышал весёлый голос старого Курганова:

– Не прими только, братец, меня за чёрта и шпагой не поцарапай. Не люблю ходить дырявым. Сижу я и дивлюсь на тебя. Что ты делаешь тут, Головнин?

Вася несказанно обрадовался тому, что это оказался не чёрт, а Николай Гаврилович, и поспешил ему рассказать о своём споре с Чекиным, умолчав, однако, про булочки.

Курганов долго смеялся, а потом сказал:

– Хвалю и одобряю, что пожелал убедиться сам, что есть истина и что есть суеверие, рождённое игрою мороза на стене.

Курганов обнял Васю за плечи и посадил его рядом с собой в кресло, которое стояло в