В грозную пору. 1812 год - Михаил Григорьевич Брагин

треском догорающих пожаров. И долго ещё в темени ночной алело громадное зарево над городом, в котором пали с обеих сторон убитыми 12 тысяч, ранеными 24 тысячи солдат и офицеров.

Кутузов предвидел, что утром Наполеон захочет атаковать, и отвёл свои войска на новые позиции, перекрыв дорогу на Калугу. Он писал тогда: «Сей день – один из знаменитейших в сию кровопролитную войну, ибо потерянное сражение при Малоярославце повлекло бы за собой пагубнейшие последствия и открыло бы путь неприятелю в богатейшие наши губернии».

А между тем сама Бородинская битва не была так нужна Наполеону, как сражение при Малоярославце. После Бородинской битвы он смог войти в Москву, а от исхода боёв под Малоярославцем зависело спасение французской армии, судьба самого императора. Ему достались лишь тлеющие руины крохотного городка. Он их оставил и глубокой ночью уехал в деревню Городню.

А Кутузов, отдав все приказы, спокойно уснул на казачьей бурке под могучим дубом, среди своих войск.

Но не спали русские сапёры. Бодрствовали артиллеристы. Южнее Малоярославца возникала оборонительная позиция русской армии. Воздвигались редуты для пушек. Намечалась позиция полков. Размещались в укрытых местах лазареты для раненых. К утру всё было готово. Почти.

Бегство армии Наполеона

Наполеон сидел в старой крестьянской избе, опираясь локтями на стол, охватив ладонями голову, и глядел на освещённую единственной свечой карту России. На карте тянулись дороги, от Малоярославца на Калугу и на Смоленск. По какой идти?

На первой дороге ждал с армией Кутузов.

На второй, ведущей к Смоленску, – ждал позор… Ведь движение по ней означало отступление. Вынужденное отступление. Никогда ещё, ни в одной из своих войн, император не испытывал такого позора, и он не желал с ним смириться.

Медленно текло в тревожной тиши время. Маршалы и генералы молча ждали решения своего полководца. Наконец он отпустил их движением руки, так и не отдав приказа.

Наутро Наполеон решил ещё раз осмотреть позиции русских и выехал к Малоярославцу. И вдруг в предрассветной мгле на дороге появились какие-то всадники, и адъютант императора Рапп в отчаянии закричал:

– Казаки!

Посланные в рейд казаки встретили кортеж Наполеона, не разглядели императора и по привычке бросились захватывать обозы, искать пушки – знатный трофей!

Наполеон умчался во всю прыть своего коня. Вернувшись, император вызвал доктора и потребовал яду. Очевидно, чтобы иметь его всегда при себе и отравиться, если не удастся избежать плена.

Он примет этот яд весной 1814 года, брошенный своими маршалами, когда русская армия, под командой императора Александра Павловича, образцово промарширует по улицам Парижа. Мимо толп любопытствующих парижан. Но яд тогда не подействовал – видимо, испортился за эти полтора года.

В 10 часов утра Наполеон снова проехал по развалинам городка и увидел на Калужской дороге редуты русской артиллерии, громады пехоты и кавалерии.

«Здесь, – писал близкий императору дипломат Сегю́р, – остановилось завоевание Вселенной».

Наполеону всё стало ясно… И всё же он обратился к маршалам:

– Прибытие князя Кутузова изменило положение. Должны ли мы в таких условиях дать снова сражение?

Один из храбрейших маршалов, начальник кавалерии Бесье́р, обратил внимание на неприступность русской позиции. Другие маршалы с этим согласились. После долгого раздумья Наполеон сказал, что он всё решит сам.

Так, в полном молчании, началась вторая битва при Малоярославце.

Всего полсотни дней минуло с того часа, когда император вот так же осматривал позицию русских. При Бородине. И был доволен – наконец-то они остановились в своём бегстве. Разгромить их тогда не удалось, хотя русские потеряли почти половину войска. Но не бежали. И увезли почти все пушки. Теперь в их армии опять 100 тысяч солдат. И те же самые пушки. И тот же старик Кутузов во главе армии… Но теперь он может отразить удар.

В полной тишине, без единого выстрела, без единого взмаха сабли, без единой капли крови, шла эта грозная, вторая битва при Малоярославце…

Битва Мысли… Битва Воли…

И великий полководец отступил. Впервые. Отчего же отступил блистательный мастер войны? Он не струсил. Всё просто – так рассчитал его холодный разум воителя: прорыв невозможен.

И вся армия Наполеона повернулась спиной к победителям. И пошла по узкой дороге на север. К знакомому Можайску. Её не преследовали. У Кутузова был иной замысел.

Впереди своей гвардии на Смоленскую дорогу вступил Наполеон. Начиналось бегство Великой армии.

Через 52 дня после Бородинского сражения армия опять подошла к Бородинскому полю… Всё оно было усеяно тысячами трупов, истерзанных зверями и птицами.

Угнетённые ужасным зрелищем, солдаты Наполеона мрачно шагали мимо этого огромного кладбища, на котором не было могил. Каждый из них понимал, что жертвы эти были напрасны.

Россию победить не удалось. А их, уцелевших, ждёт участь тех, останки которых они только что видели.

Затем они увидели обращённый в лазарет Колоцкий монастырь. Тысячи раненых, узнав об уходе армии, стали выползать на дорогу, умоляя не бросать их. Наполеон разрешил положить по одному раненому на каждую обозную повозку. Перегруженную награбленным добром. Приказ был выполнен. А ночью хозяева повозок стали сбрасывать изувеченных героев Бородина в липкую ледяную грязь. Наполеон делал вид, что не знает о том, что творится позади, в обозе.

Не желал он слышать и об ином злодеянии: пленных русских, которых вели от самой Москвы, изнурённых, полуодетых, было приказано убивать, если они отставали на 50 шагов. Пленных почти не кормили, силы покидали их. Люди шли всё медленнее, затем отставали на шаг… на пять… на десять… Многие, завидев деревню, тянулись к ней, чтобы не умереть в открытом поле. Но с каждым шагом силы иссякали… Человек опускался на дорогу, к нему подходил конвойный и, экономя патроны, закалывал штыком.

Этот вид замученных пленных разжигал ненависть к врагу у русских солдат. С небывалой настойчивостью вели они преследование врага.

«Неприятеля преследуем столь живо, – писал Кутузову атаман Платов, – что он бежит так, как никогда никакая армия ретироваться не может. Он бросает по дороге все свои тяжести, больных, раненых, и никакое перо историка не в состоянии изобразить картины ужаса, которые он оставляет на большой дороге. Поистине сказать, что нет десяти шагов, где бы ни лежал умирающий, мёртвый или лошадь. В два дня он поднял на воздух более ста зарядных ящиков».

Там, где не поспевали полки и дивизии, отступавших громили партизаны. Отряды Сеславина, Фигнера, Дениса Давыдова, Кудашева, крестьянские партизанские отряды.

Сдавались партизанам не только мелкие части. Сложила оружие целая дивизия генерала Ожеро́ – 2000 солдат да ещё 60 офицеров.

Смерть следовала за Великой армией по