Никогда - Карола Мартинес Арройо

Под конец съели шоколадный торт, который принесла Айе, и задули свечки. Ну, как – задули… Маргарита задула.

Глава 2

Бабушка пригласила всех родственников к нам домой.

– Мне нужно со всеми серьезно поговорить.

– Почему? Что случилось?

– Директор сказал, что твой случай особенный, и чтобы подтянуть оценки, понадобится поддержка твоей семьи. Поэтому я всех и собираю. Но ты должна признать свою ошибку. Ты соврала мне и им.

– Бабушка, всем наплевать! Кроме нас с тобой.

– И меня, – добавила Мэгги.

«Не торопитесь завидовать Крюку.

Он почувствовал, что конец его близок. Клятва Питера словно взяла на абордаж его корабль. Крюку вдруг страшно захотелось сказать последние слова, иначе потом будет поздно.

– Напрасно Крюк был таким тщеславным! – воскликнул он.

Лишь в самые темные минуты он говорил о себе в третьем лице.

– Дети меня не любят».

– Ничего не понимаю! Что с ним такое, с Крюком?

– Ты уже устала. Спи, завтра продолжим.

Бабушка Нильда приготовила нам полдник и отправила нас в комнату. Пришли бабушка Люсия, дедушка Уго, дедушка Энрике, Мерседес и Хуан.

– Посидите здесь. И не подслушивать, Фьоре!

– Ладно.

– Я не шучу.

– Поняла.

Она вышла и закрыла дверь.

– Маргарита, сиди здесь, со мной не ходи. Я пойду послушаю.

– Бабушка сказала не подслушивать.

– Они обо мне будут говорить!

– Ругаться будут.

– И пусть. Я хочу знать, что они скажут.

– Я с тобой!

– Посиди здесь.

– Только ты потом мне все расскажи!

– Обещаю! На мизинчиках.

Я тихонько вышла и села за дверью в столовую. Бабушка заговорила:

– Ситуация такая: Фьорелле четырнадцать лет, Мэгги пять.

Тишина. Потом Хуан ответил:

– Мам, мы знаем, сколько девочкам лет.

– Видимо, не все знают. Если ты знаешь, то объясни мне, почему ты ни разу не пришел и не помог мне здесь. И почему никто ни разу не предложил помощь?

Бабушкин голос звучал странно, пронзительно как-то. Мне показалось, она вот-вот расплачется. Дядя заспорил: он не может отпрашиваться с работы, а у Мерседес постельный режим, и у него нет ни минуты свободного времени, и тут бабушка как закричит:

–Кто тебе сказал, что у меня есть свободное время?! Ты вообще представляешь себе, каково это – быть хозяйкой сразу в двух домах? Никто мне не помогает, твой отец ни в чем не участвует, а только ноет!

Она кричала и кричала. Напомнила им, как Мэгги попала в больницу и с ней могла случиться беда.

Мэгги вышла из комнаты, прижав указательный палец к губам. Я усадила ее рядом с собой и велела помалкивать, она кивнула. Бабушка с дядей спорили:

– Мам, ты знаешь, что я не воспринимаю упреков!

– Помолчи, Хуан, тебе не тринадцать лет!

Мэгги ужасно рассмешило, что бабушка ругает дядю, и она чуть было не расхохоталась; пришлось зажать ей рот и пригрозить, что запру ее в комнате. Бабушка расплакалась.

– Мой сын не лечится. Не пьет таблетки, и я не могу его заставить. Что прикажете делать? Он не ест, весит пятьдесят килограммов, и никому нет дела. Никому! Мы думаем положить его в больницу.

Мэгги поглядела на меня, теперь я прижала указательный палец к губам.

– Фьореллу чуть было не отчислили. Могли оставить на второй год, но директор проявил сочувствие, и она упросила не отчислять ее. Хуан! Там, в той комнате, не только мой сын, но и твой брат! Он всегда помогал тебе, не бросал в беде! Ты забыл, как он поручился за тебя, чтобы ты мог учиться?

Ножки стула чиркнули по полу.

– Мерседес, мы уходим, – сказал дядя.

– Я остаюсь, – ответила она.

– Значит, я ухожу!

Хуан вышел из столовой и увидел нас в коридоре.

– Открой мне.

Я попросила Мэгги вернуться в комнату, а сама пошла открывать дверь. Лифт спускался медленно. Выходя из дома, Хуан сказал «чао» и хотел меня поцеловать, но я быстро отвернулась, а он так и остался стоять, придерживая стеклянную дверь.

Когда я вернулась, они все еще обсуждали папино лечение в больнице. Только я опять уселась в коридоре, как дедушка Уго сказал:

– Мы лучше пойдем. Это ваши семейные дела, и я не знаю, зачем вы нас позвали.

И тут я не выдержала и ворвалась в комнату:

– Что ты сказал?! Так, значит, ты думаешь?! А говорили, как сильно нас любите! Бабушка, ты даже на день рождения к Мэгги не пришла! Не хочу с вами больше разговаривать! Вы обидели мою сестру. Убирайтесь отсюда! Я не хочу вас больше видеть! Никогда!

Я вышла из столовой, взяла Мэгги за руку – она стояла в дверях и глазела на меня, – и мы вернулись в комнату.

– Ты сказала дедушке, что он обидел меня. Я люблю тебя, Фьоре, ты моя мамочка!

Я села на кровать, обняла ее и не смогла больше сдерживаться. Разрыдалась, и не знаю, сколько проплакала. Маргарита целовала меня, успокаивала, принесла мне воды и нарисовала рисунок – мы вдвоем на площади.

Зашла Мерседес, принесла стакан воды.

– Попей, Фьоре.

– Спасибо.

– Бабушка Нильда провожает твоих бабушку с дедушкой.

– Ладно.

– Некрасиво получилось.

– Ага.

Зашла бабушка, принесла чая.

– Все как всегда. Твои бабушка с дедушкой ушли, задетые в лучших чувствах.

– А дедушка Энрике?

– Я попросила его уйти.

– Бабушка, ты плакала? У тебя красные глаза.

– Да, Маргарита.

– Иди обниму, и все пройдет.

Мне позвонила твоя бабушка, она вне себя.

Говорит, ты ей такого наговорила…

Ничего такого я ей не говорила.

Ну то есть говорила, но ничего страшного.

Бабушка Нильда хотела им рассказать про школу и про папу.

Маргарита хочет поговорить с тобой.

Сейчас позвоню.

– Привет, Каролина! Ты знаешь, что у Фьоре есть парень и они целуются?

– Привет, Мэгги! Не может быть! Рассказывай!

Глава 3

Привет, Фьоре!

Привет, Мерседес!

Как ты?

Уже лучше, спасибо.

Позови Мэгги, пожалуйста, поболтаем недолго.

Да, минутку.

– Мэгги, Мерседес.

– Привет, Мерседес! Лусесита сегодня…

– Мы с Каролиной решили рассказать тебе о своем решении. Каролина, ты здесь?

– Здесь!

– Так. Мы решили положить папу в больницу. Я поговорила с врачом, он сказал, в клинике папа точно поправится.

Я горько заплакала.

– Не плачь, Фьоре, ты будешь его навещать.

– Я не из-за этого… Наконец-то ему помогут, и, может, он опять станет моим папой.

– Фьоре-э-э-э-э, слушай!

– Что, Мэгги? Я занимаюсь.

– Воспитательница сказала, что Питер – это Педро по-нашему. Понимаешь?!

– Ну, я знаю.

– Питер Пэн – это Педро! Как твой Педро!

– Да, Мэгги, уймись.

– Ты знала и ничего мне не