Одинокое дерево - Мария Папаянни

угол. Но теперь он остановился и подождал, пока та подойдет. Она еще не видела его. Когда наконец она подняла взгляд, то была уже очень близко. Матула беспокойно огляделась – будто искала выход, будто хотела броситься прочь. Маркос начал приближаться к ней.

– Что тебе нужно? – спросила она раздраженно.

– Я все знаю про вчерашнее. Прошел мимо дома Николаса. Вот, хотел тебе сказать, что мне жаль и что я счастлив.

– Что я только о своей шкуре думала? Ты это хочешь сказать? Этому радуешься?

– Я счастлив, что с тобой все в порядке. За других тоже очень рад, конечно, но и за тебя.

Матула посмотрела ему в глаза. Он точно над ней издевается. Маркос, которого она знала прежде, так бы и сделал, и она уже готова была вцепиться в него ногтями. Но Маркос только смотрел на нее – безмятежно, без привычной ярости во взгляде. И Матула поняла, что он говорит искренне, и ее сердце захлестнула волна благодарности.

Со вчерашнего дня она сбивалась с ног, – хотела помочь Ангеле, которую с ребенком взяли к ним в дом. Никто ни в чем не винил Матулу, но ни у кого не было для нее времени. Она сама пошла и сменила закопченную одежду, сама помылась и решила скрыть ото всех свои раны. Даже мать ее, будто чувствуя вину, что дочь не помогла другим так, как следовало, обняла ту лишь разок и не стала ни о чем расспрашивать. И на тебе, Маркос, который раньше и за человека ее не считал, теперь первым вспомнил, что и она была там, в бушевавшем пламени. Ей оказалось не по силам молча выдержать это участие, не по силам справиться с морем кипевших в ней чувств, и она разрыдалась.

– Не знаю, как это все случилось. Наверное, Ангела оставила что-то на огне и забыла мне сказать. Вода выкипела, кастрюля загорелась, а когда я поняла, что что-то горит, было уже поздно. Огонь пополз по занавескам. Я не знала, что делать. Балка с потолка упала рядом со мной. Бежать? Спасти ребенка? Спастись самой? А как же бабушка Василия? Я пыталась подобраться к люльке, пыталась. Вот тогда я ее увидела. Призраком она была, ангелом. Я боялась даже шелохнуться. Смотрела на венок, что украшал ее волосы, – из одних виол сплетенный. Я не хотела, чтобы она забрала младенца. «Я – подруга Василии! – крикнула она. – По прежним временам! Я своя, я из деревни. А ты беги, иначе тебе не спастись». И я побежала. Ты бы видел ее там – как она вытащила сначала ребенка, а потом бабушку Василию. И пусть мне потом сказали, что это Виолета, которую мы все называли помешанной, а я все одно буду ее ангелом считать. Никто другой не рискнул сделать то, что она сделала. Вот что я тебе скажу, Марко.

– Я верю тебе, Матула, не волнуйся.

– Не делай ей зла, Марко. Даже если Виолета и взяла те подношения, то, я уверена, уже раскаялась. Не прогоняйте ее из деревни. Это тяжкий грех.

За одну смокву

Фото была очень рада венку из виол, который принес ей Симос. Она прикрепила его на входную дверь, и неважно, что до первого мая еще далеко. Фото даже не стала спрашивать, где он нашел цветы. Взрослел ее мальчик; она видела, как он меняется, день за днем, и гордилась им – только трепетала в глубине души, не отнимет ли море на долгие годы и его тоже.

Прошлой ночью Стратос крепко сжал ее в объятиях, пока она спала. Фото проснулась и испугалась того, что ее ждало, – она хорошо знала такое объятие. Муж зарылся лицом в ее волосы.

– Как ты чудесно пахнешь, малявка, – прошептал он. – Кажется, я вырос, и теперь мне трудно с тобой расставаться.

Она повернулась и пристально на него посмотрела. Глаза его были полны слез. Фото уже хотела спросить о следующем рейсе, но он не дал ей заговорить и снова крепко обнял.

– Я вот думаю, давай купим свинью, – сказал Стратос. – И мед у нас в этом году удался. Что скажешь, если мы поставим еще несколько ульев? Чтобы мне было чем заниматься? У меня кое-что скоплено от последнего рейса. Но если вдруг захочешь, чтобы мы отложили это для Симоса, я возражать не буду.

– Нет, – ответила она, не задумавшись ни на секунду. – Не надо свинью, и пасеку расширять не будем. И отложить для Симоса еще успеем, у нас годы впереди. Посади виноградник, о котором ты всегда мечтал. Начнешь с самого начала. А мы поможем.

– Не боишься?

– С тобой я ничего не боюсь. Еще бы тысячу раз я родилась на этот свет, и снова бы тебя выбрала.

– Я тосковал по тебе все эти годы в море, – проговорил Стратос. – Ровно столько же лет, сколько нашему Симосу.

Она хотела спросить его и о другом: уверен ли он в решении оставить море ради семьи, не пожалеет ли вскоре, но не стала. Ничем не хотелось портить такое мгновение, пусть даже и собственными сомнениями. Об этом она думала, когда Симос принес венок из виол. Она знала, что виолы растут у моря, но не стала задавать ему вопросы. За нее поинтересовалась маленькая бабушка.

– Где ты нашел эти цветы?

– Там, где они растут.

– Виолы растут возле моря.

– Там я их и нашел.

– Вас повела Виолета?

– Да.

– Через Какоператос?

– Да.

– Ох, малыш. Ты видел статуи?

– Сталактиты? Да, видел.

– Они, верно, теперь стали очень большими.

– Ты их видела, бабушка?

– Много лет прошло с тех пор. Это все было до твоего рождения. Даже твоя мама еще была маленькой девчушкой.

– А что тогда случилось?

– Расскажу тебе как-нибудь потом.

– Ну давай, бабушка, сейчас расскажи.

– Это слишком больно, Симос.

Симос смотрел на бабушку, которая на самом деле была его прабабушкой, маленькую бабушку, что растила его все эти годы. Он ее слышит? Это она жалуется? Симос ничего не понял, но увидел, как она вся подобралась, словно съежилась и почернела. Пожалев, что надавил на нее, он попытался сменить тему:

– Я плавал в море, бабушка, – сказал он, надеясь, что сейчас она рассердится, накричит на него и перестанет смотреть мертвым взглядом.

– За одну смокву мы потеряли Теофано. Ты, мальчик мой, не знал ее. Мою дочь. Твою бабушку. Она упала со скалы вместе со своим мужем Василисом.