Всё о мореплаваниях Солнышкина - Виталий Титович Коржиков

провода от них подводим к динамо-машине! Один скат выпускает электрический заряд – мотор заводится, потом действует второй скат. Один – другой, один – другой. Электричество поступает в мотор, машина работает, пароход идёт – в ушах посвистывает!

– А что, – загорелся Солнышкин, – здорово! – Он сказал это особенно громко. Возле бассейна стояла в купальнике тоненькая загорелая Марина, и Солнышкину хотелось именно сейчас совершить что-нибудь необыкновенное. – Давай попробуем!

– Давай! – обрадовался Перчиков.

Друзья, несмотря на жару, даже не стали купаться и бросились делать крюк для ловли скатов.

– Только нужно сколотить небольшой бассейн, – спохватился Перчиков.

– Подумаешь, – сказал Солнышкин. – Великое дело! Вон доски, гвозди, вон брезент.

Скоро всё было готово, и они пошли к борту, на полубак, ловить скатов.

А в тени пальмы, кося им вслед глазом, остался лежать артельщик, раздумывая, что бы такое весёленькое устроить этим радостным мальчикам.

Осторожно. Высокое напряжение!

Часа полтора Солнышкин и Перчиков стояли с петлёй у борта. В зелёной глубине проносились серебряные рыбы, проплывали стебли морской травы и по-хозяйски поглядывали акулы: не торчит ли сверху нога какого-нибудь капитана. Но акулы друзей не интересовали. Им нужны были скаты. Наконец из глубины навстречу им стал планировать небольшой скат, величиной с подушку. Когда пароход поравнялся с ним, Солнышкин дёрнул верёвочную петлю и крикнул:

– Тяни!

– Осторожно, – сказал Перчиков, – триста вольт!

Вытащив ската за хвост, они отнесли и опустили его в приготовленный бассейн.

– Ну что? – спросил Перчиков. – Ещё? – Удача прибавила ему энергии.

– Сейчас, только возьму у Борщика хоть по куску хлеба, – сказал проголодавшийся Солнышкин.

– А я напишу плакат, – сказал Перчиков. – «Осторожно, высокое напряжение!»

И, посадив у бассейна Верного, они разбежались в разные стороны.

А на палубу выбежал штурман Пионерчиков. Он только что сдал вахту и, сбросив форму, торопился к бассейну, где раздавался весёлый галдёж и сверкали брызги.

Вдруг он остановился. Слева от большого бассейна сиял изумрудной водой маленький.

– Что это? – спросил Пионерчиков.

– Хе-хе, – раздался вздох из-под пальмы. – Это, так сказать, индивидуальный.

– То есть как – индивидуальный? – запальчиво спросил Пионерчиков.

– А так. Солнышкин и Перчиков себе отгрохали. И ещё собаку вон положили сторожить, чтобы никто не купался, – пожаловался артельщик и скосил один глаз на зарычавшего пса, другой – на Пионерчикова.

– Ну, мы их не спросим! – Пионерчиков терпеть не мог индивидуалистов. Теперь, даже если бы ему не хотелось купаться, он всё равно бы залез в бассейн! Им назло!

– Хе-хе, смотрите, я предупредил, – сказал артельщик.

Пёс заскулил и упёрся лапами в штурмана.

– Пошёл! – оттолкнул его Пионерчиков.

Верный, даже не обидевшись, с лаем бросился на него снова, но было поздно. Пионерчиков ласточкой прыгнул в бассейн. Вслед за этим раздался страшный треск, посыпались искры. Юный штурман, вылетев обратно, сделал в воздухе тройное сальто и плашмя шлёпнулся на палубу.

– Убило! – выкатив глаза, заорал артельщик. – Пионерчикова убило!

На крик со всех сторон бежала команда. Из большого бассейна вылетали купальщики.

– Как убило? Кто убил? – кричали вокруг.

– Солнышкин и Перчиков электрическим скатом. Опыты проводили, – развёл руками Стёпка. – А я предупреждал, я предупреждал! – И он сокрушённо закачал головой.

– Дорогу! Дорогу! – крикнула Марина.

Толпа расступилась: к месту происшествия спешил с чемоданчиком в руке Челкашкин. Он наклонился к штурману и сам себе сказал:

– Шприц!

Это слово произвело на штурмана удивительное действие. Пионерчиков открыл глаз, потом другой, сорвался с места и припустил в коридор. Вокруг него с треском разлетались быстрые искры. А пятки его мелькали ещё быстрей.

Из коридора, с удивлением посмотрев на штурмана, бежали Перчиков и Солнышкин. В руках у радиста был плакат. Друзья готовились продолжать начатое дело. Но, увидев толпу, остановились.

– Ага, вот вы! – Челкашкин взял чемоданчик и приказал: – За мной, к капитану!

Пожар

Моряков ходил по каюте громадными шагами, бросая на Солнышкина и Перчикова сердитые взгляды. Он был так возмущён, что пароход покачивался от его шагов влево и вправо.

– Подумать, – взмахнул капитан указательным пальцем, – чуть не убили своего товарища!

– А кто его просил туда прыгать? – сказал Перчиков.

– И пса посадили, чтобы не пускал, – добавил Солнышкин.

– «Пса»! – рассердился Моряков и вдруг остановился: – Позвольте, а почему вы в таком виде? Почему не по форме?

Челкашкин смущённо прикрылся чемоданчиком, так как из всего комплекта формы на нём были плавочки и фуражка. Солнышкин покраснел, а Перчиков выставил вперёд плакатик, на котором красовалось: «Осторожно, высокое напряжение!»

– Да как вы смеете?! – возмутился Моряков. – Как вы можете шутить в такую минуту?

Перчиков смутился. Он хмуро заявил, что это вовсе не шутка, но капитан сказал:

– Хватит экспериментов! Марш на бак! Следить за морем и красить палубу!

И хотя Солнышкин выкрасил её только недавно, друзья решили, что сейчас вступать в спор бесполезно. Тем более что они чувствовали себя виноватыми.

– А ваш Пионерчиков тоже хорош! – разозлился Перчиков. – Уткнётся носом в свои бумаги и ничего не видит. Он того и гляди вылетит в море, а ты отвечай! И такая идея из-за него пропадает! – Перчиков хлопнул дверью и вышел.

Идеи Морякову тоже было жаль, но он даже не подал виду. А Пионерчикова все не было. Моряков сердито приоткрыл дверь и вдруг услышал крик:

– Горим! Горим! Шланги!

По коридору тянулся дым.

Ярый враг курения

Нужно сказать, что Пионерчиков был ярым врагом курения. И когда видел курильщика, с презрением уходил на другой борт или на другую сторону тротуара. А если у него в каюте лежала пачка папирос, то только для иностранных гостей. Но во всех фильмах и песнях в горькую минуту герои тянулись за папироской. А такой минуты, такого горького момента, как сегодня, у Пионерчикова ещё не было. В толпе около доктора Челкашкина стояла буфетчица Марина. Пионерчикову, конечно, не было до неё никакого дела, но оттого, что она видела, как он шлёпнулся и как побежал, рассыпая искры, Пионерчиков почувствовал себя несчастным мальчишкой. Нет! Надо становиться взрослым, пора браться за ум. И штурман взялся за папиросы.

Но курить в каюте было как-то неловко. Волны от любопытства прямо толпой лезли в иллюминатор. И, потихоньку оглядываясь, Пионерчиков направился к туалету. Он закрыл дверь и, отставив папиросу в сторону, припалил её спичкой… Наконец он взял папиросу в рот и вдохнул дым. В глаза штурману словно забрались чёртики. На него напал такой кашель, что он закрыл ладонью рот. Так курить ему не нравилось! Он повернул папиросу другой стороной и стал в неё дуть. Из мундштука покатились голубые колечки дыма. Они расплывались, как волны. Штурман смотрел на них и в каждом