Наследник богов - Нира Страусс

Бедра статуи прикрывала ярко-желтая повязка шендит поверх короткой прямой юбки, собранной частыми складками. На руках, запястьях, лодыжках красовались массивные браслеты, поблескивающие металлизированными красками, и, конечно, довершал это великолепие воротник-ожерелье усех – амулет древнеегипетской знати. Он представлял собой полукруг, обрамлял горло и прикрывал ключицы, сзади оставляя основание шеи открытым. Шириной он был пальца в четыре и делался из нанизанных рядами бусин или из пластинок драгоценного металла, иногда расцвеченных фаянсом, а на концах часто украшался изображением головы сокола или грифа. На усехе статуи сияли два скарабея.

Странно. Такого Найла еще никогда не видела. Хотя опыт у нее был богатый: усехов она перевидала столько, что могла с одного беглого взгляда определить подлинность и материал.

Однако, если не считать ожерелья, самым фееричным украшением статуи был, конечно…

Гусь на голове.

Найла огляделась – просто так, на всякий случай. Ну да, Чафу тут как тут, кто бы сомневался, топчется у ее ног и с живым интересом рассматривает статую.

– Гляди, твой предок! – Найла указала на позолоченного гуся с лоснящейся красной грудкой, восседающего на макушке неподвижного божества. Она могла бы поспорить, что такого окраса у гусей не было никогда, даже у нильских, но ведь и статую вряд ли ваяли с пятиметрового зеленокожего человека… – Раньше вы были красивее. Почему вы так подурнели?

Чафу в ответ лишь всплеснул крыльями и потряс головой.

– Да нет, понятно, что его приукрасили ради такого случая… – Вздохнув, Найла подошла поближе к статуе и дотянулась кончиками пальцев до зеленого колена. Материал холодный, но очень гладкий. И твердый, гораздо тверже стали. – Не знала бы, что это невозможно, решила бы, что нефрит.

Найла облизала пересохшие губы, раздумывая, имеет ли смысл быстренько сбегать к себе за чемоданчиком и взять пробу, но вовремя вспомнила, что ее может увидеть отец и сделать самые неподходящие выводы. Она прекрасно знала, что решение перевестись в конце концов на отделение реставрации и консервации отец воспринял как личную победу. А ведь Найла всерьез собиралась свернуть с уготованного ей пути – исключительно папе назло… Однако трех недель на нутрициологии ей хватило выше крыши, и она сдалась. Это не ее. Ее род, сама кровь, текущая в ее венах, не позволяли заняться ничем иным, кроме изучения истории и древностей.

Одно дело – вырваться из длинных, протянувшихся сквозь столетия, цепких рук Беков, и совсем другое – рушить свою жизнь из глупого упрямства, лишь бы досадить отцу.

Поэтому Найла огромным усилием воли подавила желание исследовать пигменты и резьбу под портативным микроскопом и ограничилась поверхностной визуальной оценкой. Которую мог бы выполнить и двухлетний ребенок.

– Состояние окраски вполне приличное… На конечностях износ практически отсутствует… – Найла обошла статую кругом, осматривая докуда хватает глаз. Хватало, по правде говоря, только до бедер. – Ни за что не поверю, что халтурщик Муси доставил тебя в целости и сохранности…

Обхватив рукой позолоченный жезл, который держал бог, Найла запрокинула голову насколько могла. В безоблачном небе сияла полная луна, и в ее свете точеное лицо божества различалось во всех подробностях: высокие скулы, прямой нос, в котором даже ноздри не поленились вырезать, безупречная черная подводка на глазах (аж завидно, у Найлы так четко никогда не получалось), жесткий квадратный подбородок и напряженные жилы на шее… Даже наполовину скрытые ожерельем, они все равно угадывались под ним, вспухая темными валами, – хотя, может, это просто игра света на складках материала.

– Папе не говори, но ты и вправду прекрасен, – прошептала Найла. – И тебя бы в музей под охрану, чтобы ты стоял там в холе и неге, а не здесь под открытым небом, брошенный на произвол стихий.

Найла как никто знала, что отец никогда не подвергал риску ни одну из хранившихся у него ценностей. Ни малейшему. Собственно, именно он посвящал ее в тайны мастерства – показывал, как обращаться с реликвиями, как их брать, не забывая надевать защитные перчатки, а главное, всегда помнить, что задача Беков – оберегать наследие от пагубного стороннего воздействия.

Вот только, увы, под сторонним воздействием отец подразумевал не только ветер и дождь, но и музейных хранителей.

У него же просто мозг взорвется, когда он узнает, что Найла собралась отправить резюме в Египетский музей.

– Ой! – Найла отскочила от статуи: по жезлу пробежал резкий стремительный разряд, тряхнувший руку так, что на несколько секунд она повисла плетью.

Внимательно осмотрев ладонь, Найла, к изумлению своему, обнаружила красноватую прямоугольную метку. Как будто жезл раскалился и оставил ожог…

А тут еще и Чафу загоготал как бешеный, перепугав ее до полусмерти. Судорожно щелкал клювом, подпрыгивал на вылинявших лапах и молотил крыльями, как будто собирался взлететь.

Ни разу в жизни это чудовище не летало.

– Ну ты чего? – Найла попыталась погладить его по спине. – Успокойся, слышишь? Что я Феми скажу, если тебя удар хватит?

Но лапчатый мерзавец не успокаивался ни в какую. Найла на всякий случай решила отойти – чего доброго щипаться начнет. Отступила на шаг – и ее окатило потоком золотистого слепящего света. Найла зажмурилась, заслоняясь рукой. Кто это додумался среди ночи включать прожекторы в саду?

Через несколько секунд, когда свет немного померк, Найла открыла глаза.

И ее саму чуть удар не хватил.

2

Принц богов

На месте статуи, которой Найла касалась несколько секунд назад, стоял человек. Живой и дышащий. Губы его разомкнулись, и он проговорил:

– Здравствуй, прекрасная. Что стряслось? Куда пропали твои остроумие и ласка?

А? Что? Кого?

Сердце колотилось так, что в груди щемило, дыхание перехватывало, как будто Найла марафон пробежала. Сглотнув, она отступила еще на шаг. Думай! Сделай что-нибудь! Ну же…

Чафу с резким гоготом кинулся к ногам незнакомца и потерся уродливой головой о голую икру этого… юноши. Да, это был юноша. Молодой мужчина, смуглокожий, на бедрах ярко-желтый шендит, руки и ноги украшают браслеты, на шее ожерелье усех. Левая рука крепко сжимает длинный золоченый жезл, возвышающийся над головой.

Найла сверлила взглядом землю, пытаясь заставить мозг работать на пределе возможностей, но тот отчаянно сопротивлялся. Нет уж, не для того она четыре года изучала методы научного анализа и исследования, чтобы сейчас все ее знания и опыт перечеркнули какой-то там прожектор и парень в юбке. Немалые вообще-то знания, чего уж там скромничать.

Происходящему должно быть какое-то объяснение. Этот человек откуда-то появился. Просто нужно найти правильные, логичные формулировки и разобраться.

И все. И больше ничего.

Когда она вновь подняла глаза, юноша дружелюбно гладил Чафу по голове. Для этого ему пришлось наклониться, и теперь лунный свет разливался по широкой бронзовой спине. Найла воспользовалась моментом, чтобы оценить обстановку.

Да, статуи действительно нигде не видно. Да, это непонятно. Но объяснимо.

Наверняка.

Молодой человек выпрямился, и Найла только теперь осознала, какой он высокий. Метр девяносто, не меньше. Жезл тогда, получается, выше двух с половиной. И, когда глаза юноши, которые Найла не могла разглядеть против света луны, сияющей у него за спиной, уставились на нее сверху вниз, в горле пересохло.

– Твое смятение понятно, – провозгласил незнакомец. От его голоса – глубокого баритона – волоски у Найлы на загривке стали дыбом и по телу побежали мурашки. – Не каждый день смертному выпадает счастье лицезреть явление божества. И, не стану скрывать, твоя забота во время моего стремительного перехода в эту ка[1] была для меня отрадой.

Он что, улыбается? Найла моргнула. Раз. Другой. На шестой стало ясно, что он по-прежнему тут и, кажется, ждет ответа. Найла собралась с духом.

– Можно узнать… откуда ты явился? – Прерывисто дыша, она вытянула руки и развернулась, стараясь при этом не выпускать его из виду. – Я… рассматривала статую, которую привез сюда отец, и… Постой-ка! – Она указала на него пальцем в обвиняющем жесте. – Это что, папины штучки? Вы с ним это все подстроили, чтобы надо мной