Звезда паладина, или Седьмой крестовый поход - Сергей Евгеньевич Вишняков

– Луи! – не своим голосом произнес д'Артуа. – Я должен пойти и всех их убить. Тебе меня не остановить!

Король схватил брата за руку. Карл Анжуйский, понявший, в чем дело, пришел на помощь королю и взял Роберта за другую руку.

– Опомнись, Роберт! – в отчаянии, чуть ли не крича, сказал король. – Ты погубишь армию! За тобой и твоими людьми ринутся все! А кто знает, сколько там сарацин? Мы сильны в плотном строю, врассыпную мы легко уязвимы для стрел!

И, как назло, чтобы окончательно вывести из себя графа д'Артуа, конница сарацин приблизилась настолько, что лучники легко обстреливали дальние уголки лагеря крестоносцев, осыпали стрелами отряд Эмбера де Божё, который нес потери, хоть и ощетинился копьями и закрылся высокими щитами.

– Ты сам видишь, брат, – ледяным тоном сказал д'Артуа, – стояние наше бесполезно. Сарацины просто перебьют нас. Уберите руки, я возглавлю атаку. Можете спрятаться с Карлом в шатры вдвоем.

Король посмотрел на своих рыцарей. Еще мгновение – и он отдаст сигнал арестовать графа. Матьё де Марли – старый рыцарь, сын крестоносца, участника падения Константинополя, внук коннетабля Франции, выступил вперед, угадав намерение короля. Суровый вид покрытого морщинами и сединой де Марли ничуть не испугал графа.

И тут из рядов крестоносцев без приказа ринулся один рыцарь. По рядам рыцарей донеслось: «Шатильон! Шатильон!»

Роберт д'Артуа развернулся с быстротой молнии – кто мог посметь выйти первым против сарацин, кроме него?

Гоше де Шатийон-Отреш помчался на сарацин один, без своих оруженосцев, выставив копье, прикрывшись щитом. Арбалетчики, перезаряжавшие свое оружие, еле успели отойти с его пути, а то он передавил бы их.

– Безумец! – воскликнул Эмбер де Божё, вместе с тем дав приказ прикрыть храбреца залпом. Арбалетчики дружно выстрелили, поразив много сарацин.

Однако Гоше де Шатильон-Отреш далеко не продвинулся. Конь под ним встал на дыбы, видимо, испугавшись шума шипящих арбалетных болтов, и сбросил седока. Четверо сарацин вихрем подскочили к упавшему рыцарю, который силился подняться, но тяжелая кольчуга не давала ему это сделать. Сарацины, кружась и свесившись из седла вниз, дубасили несчастного булавами. И все на виду у всей армии крестоносцев. Не дожидаясь следующего залпа, вражеские всадники, добив Гоше, ринулись к своим, пригибаясь к спинам лошадей. А вместе с ними к сарацинским кобылам мчался рыцарский конь, оставшийся без седока. Кобылы манили жеребца, и он не вспомнил о хозяине.

Новый залп арбалетчиков скосил не в меру наглых воинов султана, почему-то решивших, что если они подойдут ближе, то легче будет вести дуэль со стрелками крестоносцев, и их перебить. Протрубили трубы, забили барабаны – сарацины стали отходить.

Но далеко они не ушли. С этого дня на горизонте все время появлялись их разъезды, все ближе и ближе приближавшиеся к лагерю христиан.

Коннетабль Эмбер де Боже с подоспевшими оруженосцами Шатильон-Отреша взяли с поля боя тело смертельно раненного храбреца и понесли в его палатку.

К королю подошел молодой рыцарь, на груди которого красовался герб – три золотые сосновые шишки на лазоревом поле.

– Ваше величество! – обратился рыцарь к королю – я Гоше де Шатильон, сеньор де Донзи, граф де Мортен. Этот храбрец, нарушивший ваш приказ, мой родственник, Гоше де Шатильон-Отреш. Простите его.

– Храбрец? – воскликнул король. – Я предпочел бы не иметь и тысячу таких гоше, вступающих в бой без моего приказа.

С этими словами король с упреком посмотрел на графа д'Артуа, стоявшего с видом охотника, упустившего кабана. Бой закончился, почти не начавшись. Арбалетчики отогнали сарацин. Какая в этом слава?

– Господин де Шатильон, не ваш ли родственник Аршамбо де Бурбон-Дампьер, умерший от заразы на Кипре? – с сочувствием спросил король.

– Да, он муж моей сестры.

– Значит, Иоланта Дампьер ваша сестра? Я был рядом с ней в тот скорбный час, когда скончался ее муж. Надеюсь, она утешится. Господь поможет ей! Как жаль терять славных рыцарей! Шатильон, кто еще с вами отправился в поход?

– Мой дядя – Гуго де Шатильон. У него было пятьдесят человек, в прошлом году он отправился с ними в Марсель, чтобы сесть там на корабль, но на него у Авиньона напали разбойники, говорят – восставшие крестьяне, и всех перебили. Дядя погиб в самом начале пути.

– Сочувствую вам, Шатильон! А теперь вот и еще один родственник…

– Увы, я остался один. Но со мной мой славный отряд – все рвутся в бой.

– Побереги себя, друг мой. Прошу! – сердечно сказал король и положил руку на плечо молодого графа де Мортена. – Мы только начали войну, а уже теряем лучших!

Глава двадцать четвертая

Ночные убийцы

К 25 июня, когда начался разливаться Нил, часть крестоносцев, чьи корабли разметало бурей перед высадкой у Дамиетты, прибыли в лагерь короля Людовика Французского. От Дамиетты во Францию, Рим, Акру отправились послы с радостной вестью о падении сарацинской твердыни. Город наполнился торговцами со всех уголков Средиземноморья, пока, конечно, эти люди торговали едой, необходимой крестоносцам, но уже присматривались, как бы остаться здесь надолго и вывозить товары из Египта, когда армия завоюет достаточно новых земель.

В Дамиетту потянулись христиане со всего Египта – нетерпимость к представителям другой веры у мусульман сразу приняла широкие меры, как только крестоносцы высадились на египетском берегу. В Дамиетте можно было спокойно посещать церковь Богородицы, торговать, просить милостыню, устраиваться на работу и даже поступить в армию Христа.

Видимость благополучия отравляли постоянные ночные набеги сарацин на лагерь. Они убивали дозорных, крали их и, связав, увозили в Каир. Постепенно от дозорных сарацины перешли к спящим рыцарям и простым воинам в самом лагере. Осторожно, чтобы не быть обнаруженными, они проползали к палаткам и шатрам, проникали в них и, заткнув рот спящих рукой или циновкой, резали от уха до уха, отрубали головы и, спрятав страшную добычу в мешок, так же незаметно исчезали из лагеря. За каждую голову христианского воина султан платил по золотой монете – безанту.

Из египетской столицы дошел слух, что султан ас Салих Айюб хоть и болен, но жив. За отступление из Дамиетты он строго спросил с визиря и казнил пятьдесят его известных воинов. Ни о каких переговорах султан и слышать не хотел, он копил силы и ждал, когда крестоносцы сделают новый шаг. Эти вести ничуть не огорчили короля, а вот то, что на невольничьих рынках Каира стали появляться пленные крестоносцы, захваченные