Ныряя в синеву небес, не забудь расправить крылья. Том 2 - Ринга Ли

class="p1">– Вэнь-гэ и сам не расспрашивал, а больше мне не с кем было об этом поговорить. Гу Юшэн прав: болтать про те земли опасно, учитывая, что северян отлавливают, как бешеных псов.

– Гу Юшэн прав. Конечно, – тихо усмехнулся Тан Цзэмин. – Гу Юшэн всегда прав.

– Кстати, – вскинул бровь Лю Синь, – чего это ты взялся фамильярничать в последнее время? Раньше уважительно к ним обращался, а теперь по именам. Так скоро и меня Лю Синем станешь звать, – тихо рассмеялся он.

Лю Синь никогда не зазнавался и на дух не переносил формальные обращения вроде «ваше превосходительство» или «господин», не считая себя достойным таких званий, поскольку был простолюдином, хоть и с достатком.

– Разве формально обращаться следует не к тем, к кому испытываешь уважение? – прохладно спросил Тан Цзэмин. – Что-то я не припомню, чтобы в последнее время кто-то из них проявлял его к нам. Тебя то и дело зовут слабаком и бестолочью, так с чего я должен относиться к этим ублюдкам с уважением?

– Прекрати, – хмуро оборвал его Лю Синь. – Эти люди спасли нам жизнь. Ты многого не видел, но Гу Юшэн спасал меня множество раз, и я обязан ему. Как бы он ни вел себя по отношению ко мне, я не позволю тебе так отзываться о нем. Пусть он и зовет меня слабаком, ну и что с того? Я и есть слабак и многого не понимаю. Я не сильный и не такой умный, как Вэнь-гэ, но каждый раз, слыша подобное в свой адрес, я лишь убеждаюсь, что должен стать лучше и прикладывать больше усилий, чтобы прожить в этом мире как можно дольше, а не сгинуть от простой ягоды или поспешных решений.

Палочки в руках Тан Цзэмина с хрустом сломались. И Лю Синь вдруг краем сознания отметил, что при свете огня и со злым выражением лица тот уже выглядит не подростком, а юношей, который мало-помалу начинает проявлять свой характер.

– Спас тебя, говоришь? Я и сам мог это сделать. И ты не глупый и не слабый, тебе не нужно верить каждому оскорблению надменных сволочей, возомнивших о себе невесть что. Ты такой, какой есть, и тебе не нужно становиться лучше, потому что в моих глазах ты уже лучший. Это ты не понимаешь, как много ты сделал не только для меня, но и для других. Поэтому не стоит позволять кому-то оскорблять себя, да еще и оправдывать таких людей.

Глядя в подернутые темнотой злые глаза Тан Цзэмина, Лю Синь не мог найти слов для ответа. Дыхание его было ровным, а пальцы, нервно вцепившиеся в подол халата, со скрипом скомкали простую белую ткань. Сердце быстро билось в груди, подгоняя кровь к лицу. И как бы Лю Синь ни был уверен, что к этому времени он уже научился скрывать свои эмоции, когда требовалось, для Тан Цзэмина все было ясно видно в свете свечей. Это отразилось в уголках его губ, когда в янтарных глазах феникса напротив он разглядел смущение и благодарность.

Шум сильного ветра с улицы привлек их внимание, и они поспешили во двор. Подняв голову, Лю Синь прикрылся рукавом от острых бамбуковых листьев, которые вихрем кружились по сумрачному внутреннему дворику.

Со свистом рассекая воздух, Байлинь спикировал вниз. Почти у самой земли он расправил огромные крылья, чтобы замедлить движение, и осторожно опустил на каменный пол большую зеленую черепаху.

– Шуцзы! – обрадовался Лю Синь и поспешил к черепахе, которая, открыв рот, уже семенила к нему. Тан Цзэмин усмехнулся уголком губ и сложил руки на груди, тоже подходя ближе. Байлинь принялся скакать вокруг них, выпрашивая свою долю поглаживаний. Получив ее от Лю Синя, он юркнул в обеденный зал, из которого тут же послышался грохот тарелок.

Лю Синь обернулся к Тан Цзэмину и виновато сказал:

– Мы ведь хотели уехать всего на пару часов, а сами оставили их дома на несколько дней.

Тан Цзэмин покачал головой: они действительно повели себя небрежно. И пусть еды в доме оставалось в достатке – открытые мешки с кормом никогда плотно не завязывались, – уехать и бросить зверей было неправильно.

Шуцзы, почуяв воду, стоял на задних ластах, оперевшись передними о каменный борт лотосового пруда и намереваясь забраться туда. Байлинь стремительно выпорхнул с цзяоцзы в клюве и, подпихнув головой черепаху, позволил ей опрокинуться в грязный заросший пруд. Лю Синь закрыл лицо руками и застонал. Вода в этом пруду была такой вонючей, что черепаха, должно быть, будет благоухать этими ароматами еще несколько дней. Глядя на него, Тан Цзэмин почувствовал вдруг, как тьма в сердце отступает и дышать становится легче.

Ци тихим потоком заструилась по венам.

Глава 75

Туман

Тан Цзэмин проснулся за пару часов до рассвета, прерывисто дыша. Сердце колотилось так сильно, словно он только что пробежал несколько ли и теперь пытался перевести дух. Лю Синь все еще спал, свернувшись на соседней циновке. Поправив на нем одеяло и укрыв вторым, которое парень снова сбил к ногам в бесформенную кучу, Тан Цзэмин вышел из комнаты. Он всегда вставал на рассвете, в отличие от Лю Синя, который любил поспать до полудня. Однако это удавалось парню крайне редко. Еще вчера, проснувшись и не найдя его, Тан Цзэмин поразился, что тот вылез из постели пасмурным утром без особой на то причины.

Тан Цзэмин вышел на улицу и тут же замер, провожая взглядом юркнувшую из другой двери фигуру в ярких одеждах и слыша стук рисовых зерен, которые ронял убегающий толстячок. Судя по всему, тот утащил немного еды с кухни и теперь решил скрыться, как вор в утреннем тумане. Правда, ему не удавалось остаться незаметным: яркая кашая отчетливо виднелась сквозь утреннюю дымку, петляя из стороны в сторону. Вскинув бровь и понаблюдав за бегством монаха, пока тот не скрылся за углом одной из пристроек, Тан Цзэмин от души потянулся и направился на кухню, чтобы приготовить завтрак.

Лю Синь проснулся через пару часов. Пытаясь скрыть сонливость во влажных глазах, светящихся удовольствием от долгожданного отдыха, он с аппетитом съел приготовленные Тан Цзэмином суп с клецками и шарики из клейкого риса, посыпанные сахарным порошком, и теперь наслаждался чашей горячего чая, настоянного на финиках.

Тан Цзэмин, не сводивший с него глаз весь завтрак, заметил:

– Горы и чистый воздух идут тебе на пользу.

– Можно подумать, в Яотине воздуха мало, – улыбнулся в чашу чая Лю Синь.

– Там слишком душно