Всё о мореплаваниях Солнышкина - Виталий Титович Коржиков

– И весело! – крикнул Солнышкин. Чубчик его закачался радостным огоньком, а лицо загорелось, и Челкашкин бросил на него насторожённый взгляд.

– Но мы и сами торчим во льдине, – сказал вдруг Челкашкин.

– Обдумаем, – поднимаясь, сказал Моряков. – А пока – идём!

– Идём! – Солнышкин подмигнул заглянувшему в дверь Борщику: – Освободим «Светлячок»! Спасём твоего Супчика!

Он уже видел, как качается льдина, как свистят над «Светлячком» ветры и кричат чайки!

– Идём! – сказал Челкашкин. – Идём все! Кроме Солнышкина.

– Почему? – Солнышкин взвихрился. – Почему, кроме Солнышкина?

– Потому что он весь горит, – сказал Челкашкин. – У него температура.

«Это от волнения!» – хотел сказать Солнышкин, но, посмотрев в иллюминатор, что-то заметил и сказал:

– Ладно, я остаюсь!

«Солнышкин зря не останется», – подумал перехвативший его взгляд Моряков и сказал:

– Он проведёт беседу с детьми.

– Только подальше от них, у него тридцать семь и пять, – вмешался Челкашкин.

Рядом раздалось весёлое потрескивание Морячка:

– Беру детей на себя. Доверьте детей Морячку. Я останусь с Солнышкиным.

– И я! – попросил Бурун, у которого была причина задержаться на судне.

– И я! – сказал Борщик.

Моряков кивнул: «Добро!»

И через несколько минут на голубоватый лёд с парохода «Даёшь!» сошли несколько человек.

Команда уже спускалась по трапу, когда вдруг выскочил Васька и, схватив ломик, закричал:

– И я! И я иду с вами!

«Не выдержали, – глядя им вслед, подумал Плавали-Знаем, – пошли менять вещички на „Крепыша“? Уж если пошли с Васькой – точно, добывать „Крепыша“».

Он захохотал и стал обходить собственные ледяные изображения, похлопывая их со всех сторон и думая: «Скоро начнём игру», не зная, что игра, совсем другая игра, уже начата и первый ход сделан.

Ход второй

Солнышкину не давала покоя, его торопила одна мысль, одна картина – луч в руках курсанта!

Он необыкновенно отчётливо представил себе его яркий свет и тут же услышал:

– Ход второй, ход второй, ход второй! – Это – тоже совершенно чётко – сказал Морячок и, счастливый оттого, что ребята со всех сторон держали его за руки, запел: – «Вперёд, вперёд, ломая лёд!» – Казалось, он тоже связывал с этим лучом какой-то план.

– Ломая-то ломая, – подумал вслух Солнышкин, – да как? Что я, Землячок? Поддел спиной, и готово?

– Ход второй, ход второй! – крикнул Морячок.

Солнышкин остановился. Какая-то мысль замерцала в слове «поддел». «Поддел… Поддел…» Он вдруг представил себе льдину, провёл по ней взглядом от лунки, которую выдолбил с друзьями, до лунки, которую успел заметить возле «Светлячка», мысленно опустил канат в одну и, протянув под водой, вытащил в другую… А там только бы надеть трос на кнехт «Светлячка» – полный вперёд!

Лицо его запылало. Бравый матрос даже услышал голос капитана: «Ай да Солнышкин!» Он распахнул иллюминатор и выглянул.

Луч из рук курсанта всё падал на лёд. И там, где Солнышкин только что мысленно намечал линию, пролегала проплавленная чёткая полоса, возле которой важно прохаживался чёрный кот.

Повесив на шею Морячку кинокамеру, Солнышкин выбежал на корму и, сбрасывая одежду, крикнул:

– Боцман! Буксир!

– Куда ты? – запричитал Борщик.

– Буксир! – повторил Солнышкин. Глаза у него горели.

– Смажься маслом! Чтобы не простудиться! – крикнул Борщик и бросился за бутылью.

– Простудиться?.. – улыбнулся Солнышкин. – Это после Антарктиды! После ежедневной закалки холодной водой!

Он подмигнул выбежавшему Морячку: «Будь что будет!» – и с верёвкой-выброской, к которой боцман привязал буксир, нырнул в прорубь.

– Солнышкин! – крикнул Борщик, протягивая бутыль масла. Но Солнышкина уже не было. Над ним колыхалось матовое ледяное поле, кое-где темнели пятна – это лежали нерпы, потом на льдине зачернели два громадных восклицательных знака – в том самом месте, где стоял Плавали-Знаем, и Солнышкин, словно почувствовав себя Землячком, так поддел спиной льдину, что капитана подбросило. А перед Солнышкиным, за стайкой парящих медуз, уже разливалось голубое сияние – это курсант приводил в порядок свою ледяную линзу. Он навёл её на край полыньи и смотрел, не вынырнет ли к его учителю ещё одна поклонница таланта.

И вдруг из полыньи, жмурясь и вертясь во все стороны под лучом света, вылетела человечья голова.

Барьерчик сел на кнехт, но голова сердито крикнула: «Держи!» – и на лёд вместо нерпы весь в пупырышках выбрался Солнышкин. Правда, под лучом он мгновенно обсох и согрелся, и только пятки пощипывало от холода.

– Тяни, – шёпотом приказал Солнышкин и сам стал вытаскивать из воды буксир. Сообразив, в чём дело, Барьерчик потянул канат, с которого сбегали быстрые холодные капли.

Плавали-Знаем видел, как Солнышкин прыгал в воду, но подумал: «Тоже за камбалой на компот? Поплавай, поплавай». Теперь он закачал головой: «Однако долго плавает! Наверное, большую камбалу взял на крючок. Борщик ждёт не зря!» – и направился посмотреть, не вынырнул ли Солнышкин с другой стороны. Но тут на всю акваторию в морозном воздухе прозвучали слова, бросившие капитана к шахматной доске. Откуда-то из Антарктиды отчётливо донеслось:

– Слушайте наш ход!

Зачем так сердиться?

В тот самый момент, когда Солнышкин нырнул в прорубь, окружённый детворой Морячок быстро зашагал в радиорубку, открыл дверь, и ворвавшийся за ним Соскин крикнул:

– Вот это да!

На столе, рядом с аппаратурой, стояла шахматная доска, а на ней готовые к бою костяные киты, дельфины, пингвины, морские коньки.

– Сыграем! – крикнул Соскин и посмотрел на малышей. Когда отец возвращался с путины, Соскин все вечера проводил с ним за шахматами.

Малыши промолчали, а Морячок сказал: «Сыграем!» – открыл иллюминатор, и Соскин увидел перед собой громадную шахматную доску с ледяными фигурами, по которой прохаживался Плавали-Знаем в ожидании первого хода.

– Идёт! – сообразил Соскин и, кивнув на лёд, сказал: – Только фигуры бить! По-настоящему!

Морячок включил микрофон, и в воздухе раздалось:

– Фигуры бить по-настоящему!

– По-настоящему, по-настоящему, – согласился Плавали-Знаем, однако на миг задумался: как хорошо слышно из Антарктиды! Он забыл о Солнышкине, о «Светлячке». Начинался настоящий межконтинентальный матч!

Соскин наклонился над доской, продиктовал первый ход, и облепившая Морячка детвора увидела в иллюминатор, как Плавали-Знаем продвинул по льду вперёд крепенькую сияющую фигурку. За первым ходом последовал второй, а на третьем Соскин сразу же смахнул у себя с доски чёрного пингвина белым и сказал:

– Бито.

Плавали-Знаем остановился перед фигурой на своём поле, почесал в затылке, а Соскин крикнул в микрофон:

– Бито! Бито!

И Плавали-Знаем двинул ломиком по фигурке так, что от неё во все стороны полетели брызги.

Морячок засиял и махнул рукой детворе: «Не шуметь!»

Через несколько минут разлетелась вторая ледяная фигура, а когда очередь дошла до третьей, Плавали-Знаем, переглянувшись с Уточкой, стал быстро отодвигать её в дальний угол.

– Нечестно! – раздался звонкий голос.

Схватив доску, возмущённый Соскин вылетел