Путь Абая. Книга I - Мухтар Омарханович Ауэзов

они взобрались на один из этих холмов, слуха их достигла отдаленная песня. Первым уловил ее Ербол. Джигиты остановили коней. Прислушались. Пел хор женских голосов, многоголосый, слаженный. Так поют ночью в степи женщины, стерегущие стада. Джигиты тронули коней и спустились с отлогого холма. Внизу перед ними раскинулся аул. В просторных загонах спали овечьи стада. Огни нигде не горели. В безмолвии лунной ночи причудливо смотрелись белые юрты - словно лежавшие в темных гнездах, на каком-то зачарованном островке, огромные гусиные яйца. Там кучка яиц в пять-шесть штук, тут гнездо с целым десятком яиц, а в стороне - кружок гнезд с четырьмя-пятью яйцами в каждом.

По мере приближения к аулу пение женщин в ночи звучало все призывнее, громче и разборчивее. Джигиты стали объезжать аул пониже, вдоль по кромке берега неширокой реки, среди темневших зарослей кустарника. Ербол определил, что они приблизились к аулу Суюндика. Следующим за ним оказывался аул самого Ербола. Надо было по самой береговой кромке, скрываясь в кустах, пробираться дальше вниз по течению реки и выходить к броду. Скоро они достигли брода, переехали через реку.

Перед ними распахнулась широкая поляна, ровно освещенная луной. Аул Суюндика виднелся уже не так далеко. Голоса поющих женщин звучали совсем близко. Пели песню «Топайкок», которую привезли в эти края Абай с Ерболом из аула Дильды и которую здесь успели повсюду разучить. Но в напеве звучавшей в ночи песни что-то разлаживалось, нежные женские голоса размывались и как будто уплывали в тишину ночи.

Ербол догадался в чем дело.

- Е-е, посмотри-ка, что делается! У них же бастангы23, провожают кого-то. Поют, на качелях качаются! - воскликнул он. -Давай подъедем к ним!

- А удобно это?

- Никто и не подумает, что мы сюда с целью какой-то приехали. Как-нибудь оправдаюсь! Давай за мной! - сказал Ербол и двинул коня вперед.

Абай сильно сомневался, но все же ехал за другом, полагаясь на его находчивость.

На самой окраине широкой поляны, за аулом, были установлены большие качели. Вокруг них собралось много девушек и джигитов.

Качели были поставлены посреди широкой поляны, недалеко от белых юрт, освещенных яркой луною. Здесь собралось много молодежи, в основном совсем юных девушек в собольих шапочках, бархатных и шелковых чапанах, иные в приталенных камзолах, подчеркивающих стройность их тоненьких фигур. Непрестанно разливался в воздухе многозвучный звон шолпы. Пришли на бастангы и молодые замужние женщины в затейливых головных уборах, оставлявших открытыми их веселые, свежие, смеющиеся лица. Между ними бегало немало детворы. Джигитов было не так уж много. Две стройные девушки, раскачиваясь на больших качелях друг к дружке лицом, запели песню «Топайкок», остальные хором ее подхватили. Абай с Ерболом подъехали вплотную, не замеченные никем.

- Хорошо повеселиться! Славных вам игр! - приветствовали джигиты, остановив своих коней.

Девушки живо обернулись на голоса. Подошли ближе. Среди них оказалась жена Асылбека, невестка Тогжан - женге Кара-шаш.

- Абай! - воскликнула она, узнав его, и радостно произнесла приветственный салем.

Ербола все узнали сразу, и раздался целый хор певучих девичьих голосов:

- Ербол! Это же Ербол! Наш Ербол!

- Откуда едете?

Молодежь оставила качели, перешла на край поляны. Пение прекратилось, девушки, распевавшие песню, сошли с качелей и присоединились к остальным. Одна из певших была Тогжан, другая - ее подруга Керимбала, дочь Сугира.

Абай узнал Тогжан, как только подъехал. Встретившись на людях, они оба смутились и едва смогли поздороваться. Но никто не заметил их смущения. Подружка Керимбала, веселая, звонкоголосая, бойко подошла к Абаю, сверкая большими качающимися серьгами в ушах, поздоровалась с ним и сразу затараторила:

- Ну, раз вы попали на наше веселье, давайте веселиться вместе с нами! Сойдите с коней, будем на качелях качаться!

Карашаш, жена Асылбека, тут же подхватила:

- Конечно, сойдите! - и ободряюще улыбнулась Абаю.

Но Абай и Ербол все еще медлили. Не сговариваясь, они решили повести себя так, чтобы ни у кого не зародилось подозрения. Ербол громко заговорил:

- Вот, ехали в аулы Кокше, что кочуют по Баканасу, да запозднились и решили заночевать у меня, - больше стараясь для ушей джигитов, которые в подобных делах намного догадливее и хитрее. К тому же - мужская зависть, подозрительность... -Поедем завтра.

- Ну, так какой разговор! Раз решили ехать завтра, слезайте с коней, повеселитесь с нами!

- Мы устроили бастангы, примите участие в нашем веселье! -несколько девушек и нарядных молодок подошли к джигитам.

- Отведите, поставьте коней да скорее к нам возвращайтесь! - шутливо-повелительно приказала Карашаш.

Ербол, как бы готовый повиноваться ей, все же выразил неуверенность в голосе, произнеся:

- Хорошо. хорошо. Так нам что, вернуться?

Керимбала, прислонившись плечом к одной из своих старших женге, бойким голосом ответила за всех:

- Конечно! И поскорее, не теряйте времени! Нам хочется услышать от вас новые песни - ведь вы недавно ездили к родителям невесты. Вот и научите нас их песням. Отведите быстрее коней и возвращайтесь, да хорошенько настройте свои голоса!

Всем понравилась шутка Керимбалы, раздался всеобщий звонкий молодой смех.

Не смеялась одна Тогжан.

Она молча смотрела на него, в сияющих глазах ее плескалось счастье. Перед нею был он - тонкий серый чапан нараспашку, под ним черный шелковый жилет, надетый на белую рубашку. На голове - шапка из серой мерлушки, покрытая серебристым шелком. В свете яркой луны ей было видно, что он похудел, лицо его осунулось, выглядело усталым. Внезапно появившийся из ночи джигит, красивый, нарядный, на прекрасном коне с посеребреной сбруей - Абай заполнил собой всю ее душу. И по-прежнему был он для Тогжан ближе всех, дороже всех на свете.

Джигиты тронули коней. Белогривый иноходец Абая, застоявшийся на месте и нетерпеливо рывший копытом землю, рванулся с места и пошел плавным, ровным ходом. Начищенная серебряная сбруя на нем сверкнула в лунном сиянии и померкла в темноте. Высокий всадник на светлом коне удалялся, постепенно сливаясь с мглой ночи, и только белый, пышный хвост коня еще светился, отражая лунный свет.

Подойдя к качелям, Тогжан прислонилась к столбику и замерла, склонив голову.

Женге Карашаш сразу заметила, как резко изменилась в лице ее золовка. Желая скрыть ее состояние от внимания других, Карашаш обняла Тогжан и, когда подошли другие женщины, сказала им, что она с Тогжан обсуждает, какое надо угощение предложить гостям. А сама стала шепотом увещевать золовку, чтобы та не выдавала себя:

- Начинай петь, вот что... Иначе заметят. Будь осторожнее.

Тут к