Путь Абая. Книга вторая - Мухтар Омарханович Ауэзов

И Домна Фадеевна, неторопливо покачиваясь, по-старушечьи косолапя, ушла в другую комнату. Михайлов, явно огорченный словами старушки, встревоженно смотрел ей вслед. Затем, опустив голову, сложив руки на спине, походил взад и вперед по комнате, озабоченно вздыхая, шевеля густыми бровями. Но вскоре он пришел в обычное свое состояние духа, ласково взглянул на Абая, подошел к нему и сел рядом на диван.

- Я хотел у вас спросить, Евгений Петрович, давно хотел... - начал разговор Абай. - Не знаю, уместно это или нет. Но за что вы пошли в ссылку?

Михайлов ответил коротко. В университете он увлекся идеями Чернышевского и вошел в кружок Шелгунова, мужа своей старшей сестры. Арестовали его за участие в студенческих волнениях. Дело завершилось исключением из университета и ссылкой в Петрозаводск - вместе с несколькими другими студентами. Через год эта группа ссыльных подала прошение на высочайшее имя, с ходатайством о смягчении наказания. И вдруг, вместо этого, их всех, всю группу, выслали из Петрозаводска в Сибирь! Причину этого Михайлов узнал уже здесь, от Лосовского, которому рассказал губернатор. Оказалось, царь прочитал первую страницу длинного прошения, смягчился и соизволил молвить: «Полноте, да это же еще дети! Вряд ли испорчены окончательно. К тому же отбыли год наказания, наверное, одумались, пожалуй, можно и простить.» Но, к великому сожалению, на второй странице, куда августейшая рука должна была ставить резолюцию, очутилась жирная клякса, которая, правда, была тщательно вылизана одним из просителей. Эта клякса навсегда испортила судьбу нескольких молодых, умных, одаренных русских людей, - в гневе царь отшвырнул бумагу и озвучил устный приказ: «В столицу не возвращать! Пусть прокатятся дальше!» Михайлову и его друзьям вместо облегчения наказания вышла кара еще более строгая...

Рассказывал это Михайлов с юмором, посмеиваясь в бороду, но все же просквозило в рассказе то, что тяготило его всю жизнь:

- Полиция ищет в моих действиях злонамерение, чуть ли не новое покушение на царя. Или что подведу бомбу под губернаторский дом. Ладно, пусть проявляют бдительность и усердие - не беда! А беда в том, Ибрагим Кунанбаевич, что скосили меня под корень совсем молодым. Кто знает, может быть, и я сделал бы что-нибудь стоящее на этом свете, а? Вот вы считаете, добрый мой друг, меня каким-то лицом значительным в революционном движении нашего общества, чуть ли не вожаком. А на самом деле я - давно уже на отшибе, мои надзиратели в этом постарались, и никакой я оказываюсь не вождь, а самый настоящий рядовой, и по возрасту - уже в отставке.

Абай выслушал и через продолжительное молчание сказал:

- Я понимаю, о чем вы говорите, Евгений Петрович. Но послушайте меня! Какой счастливый ваш народ! Как высоко ваше общество! Я вижу, какого яркого рассвета дождется ваша страна! И рассеется перед ней ночная тьма!

- Отчего вы так думаете, Ибрагим Кунанбаевич?

- А оттого, что не может быть несчастен народ, у которого заступников не меньше, чем обидчиков, и если общество, которое борется за хорошее будущее народа, имеет таких рядовых, как вы. Вот я и говорю, что русский народ - счастливый народ.

И снова помолчав, Абай продолжил:

- Несчастный народ, бедная страна - это не страна русских людей, а моя страна, мой степной народ. Мы много веков беспечно спим под толстым одеялом своего невежества и темноты.

Эта тема стала для друзей одной из самых важных в их ежедневных беседах. Михайлов показал себя человеком, для которого не безразличен народ, среди которого он оказался волею судьбы. И он много, серьезно, с научным подходом, думал о возможных путях его будущего.

По его мнению, колонизация Россией имела для степи злое начало и доброе. Злое - очевидно для всех, его трудно не заметить: это имперская власть, чиновники, местная власть, общие интересы которых сводятся к единому: взятки, подкупы, чины, должности. Добро - это русская культура. Но она для нынешнего кочевника - вещь непонятная, тайна за семью печатями, малодоступная. Вместо культуры казахи получают от русских властей тупость, грубость, низкое самодовольство таких, как Тентек-ояз, «жандар» Силантий. И только отдельные казахи, такие как Абай, способны разобраться в том, что для остальных еще скрыто. Величие и богатство русской культуры, наука и просвещение, книги писателей, признанные во всем мире, открываются перед гибким разумом кочевника, готовым воспринять все эти духовные сокровища, подобными которым степь не одарила его за тысячелетия кочевий вслед за солнцем: с джайлау весеннего на джайлау летнее, с летних пастбищ - на осенние. Но чтобы пробудить у казахов желание взять сокровища света, духа, разума у русских, с тем, чтобы стать с ними наравне, а после идти дальше своим путем по миру - казахам нужны свои мудрецы-просветители, подобные Чернышевскому у русских. Так считал Абай.

- Если Чернышевский приехал бы сюда, то что он сказал бы нам, казахам, какой бы дал совет? - спрашивал он у Михайлова.

- Ибрагим Кунанбаевич! Нельзя жизнь оценивать по разумению одного какого-нибудь мудреца, каким бы великим он ни был! - воскликнул в ответ Михайлов. - Вы как-то приводили одну замечательную казахскую пословицу, кажется, она звучала так: «Мать любой дороги - одинокий след». Вы же сами понимаете, что кому-нибудь из вас надо начинать торить эту дорогу. От одного семени взрастают сотни, тысячи семян. Среди наших мудрецов тоже родилось изречение: «Из искры возгорится пламя!» Помните, что все начинается с малого, и надо идти своим путем. И необходимо терпение! И необходима учеба! Учеба и учеба, чего бы это ни стоило! Вашим детям, Ибрагим, я пожелал бы только этого: учебы! И учиться надо им на русском языке. Полученные знания надо нести в народ. Пусть в руке всего одна лампа, или лучина, или факел, но ты должен нести свет знания в степь. Ваш народ - удивительно поэтичный народ. И любит музыкальное искусство. Любит красивое слово, крылатые выражения, ценит красноречие. Так вот, надо постараться, чтобы все постигнутое самыми первыми из вас распространялось бы в народе через ваши поэмы, песни, кюи. Хорошо было бы, если бы в свои сочинения ваши акыны вносили общественную струю, заговорили бы в них о конкретных чаяниях и заботах народа. Подобные идеи,