Голова сахара. Сербская классическая сатира и юмор - Йован Стерия Попович

— Нет, что ты, — говорит начальница, — я слышала, что он ее любит. Говорят, давно любит, только не смел никому признаться.

Тут Максим глубоко вздохнул. Вздох этот, вызванный сходством положений, по силе был равен вздоху в церкви. Но он имел и другие последствия. От этого вздоха пух и перья поднялись вверх, полетели в открытое окно, покрыли мебель, запорошили волосы начальницы и ее гостьи и, наконец, забелели в только что принесенных чашках кофе. У Максима усы и брови стали белыми, но что всего хуже, начальнице, как раз собравшейся что-то сказать, забило рот, и она начала ужасно кашлять, так как несколько пушинок попало ей в дыхательное горло. Женщина едва пришла в себя после нескольких ударов кулаком по спине, нанесенных ее родственницей, а оправившись, налетела на бедного Максима:

— Осел, зачем вы дуете на пух, да так, словно вы не человек, а паровоз.

— Я не дул, — ответил уничтоженный Максим и уставился в землю, как школьник перед учителем.

— А что же вы делали?

— Я вздохнул!

Тут ни госпожа начальница, ни ее родственница, несмотря на печальные обстоятельства, не могли удержаться и громко рассмеялись.

— Какой же это вздох? Бог свидетель, у вас вместо легких кузнечные мехи.

— Видите ли… — смущенно начал Максим, — это… от души… искренне…

Женщины снова рассмеялись.

— А почему вы так вздыхаете? — спросила госпожа начальница, стряхивая с себя и собирая разлетевшийся пух.

— Так!

— Вспомнили кого-нибудь из родных?

— Нет! — уверенно сказал Максим.

— Или, может, вы влюблены?

При этом вопросе Максим чуть было не вздохнул еще раз, но, быстро закрыв рот ладонью и зажав нос большим и указательным пальцами, предотвратил новый скандал. На глазах у него выступили слезы, сердце забилось, уши покраснели, и, облизав губы, он кротко сказал:

— Влюблен!

— О? — сказала госпожа начальница.

— А? — добавила ее родственница, переменив, чтобы избежать монотонности, гласную, означающую удивление.

— Да! — подтвердил Максим.

— Но в кого, говорите, ради бога, в кого?

— Я не знаю.

— Господи помилуй, как же вы можете этого не знать?

— Так… не знаю.

— В таком случае, вы не влюблены, — вставляет родственница, приготовившись снова рассмеяться.

— Нет, я влюблен! — уверяет Максим, усердно перебирая пух.

— Может быть, вы просто не знаете ее имени? — помогает госпожа начальница.

— Да, не знаю! — отвечает он.

— А она вас любит? — с любопытством спрашивает родственница.

— Не знаю, но я сделаю ей предложение, и, если она пойдет за меня, тогда я буду знать, что она меня любит.

— Ну что ж, дай бог вам счастья! Вот что, я буду вашей свахой, вы мне только ее покажите, — говорит госпожа начальница.

Грешник Максим почувствовал себя после этого совершенно счастливым, и однажды ему представился случай показать госпоже начальнице ту, на которой он хотел жениться.

— Я не знаю ее! — сказала ему госпожа начальница. — Нужно спросить кого-нибудь из здешних женщин, кто это, и, если она вам подойдет, я буду просить для вас ее руки.

Максим — на седьмом небе; теперь он еще больше старается услужить и помочь госпоже начальнице на кухне и производит еще больший беспорядок в канцелярии.

Госпожа начальница, конечно, рассказала обо всем господину начальнику, и он тоже сказал:

— Если она пара ему, пусть женится, он человек хороший, честный, немного пообтешется, еще и карьеру сделает.

А госпожа начальница и в самом деле приняла близко к сердцу все это дело и приступила к сватовству.

И чем все кончилось? А вот чем: однажды госпожа начальница, злая, как рысь, вызывает Максима. Когда он вошел, она чуть не вцепилась ему в глаза.

— Господин Максим, вы настоящий осел! Осрамили меня перед всем светом. В другой раз, когда влюбитесь и захотите жениться, извольте сперва хорошенько разузнать все.

— Что случилось? — спрашивает Максим.

— Что, что! Она замужем, она попадья, у нее живой муж и шестеро детей, а вы меня посылаете сватать ее.

Потом Максим получил внушение и от господина начальника, который даже поднял руку, чтобы закатить ему оплеуху, но, вспомнив о достоинстве, необходимом в его положении, воздержался и закончил свое внушение такими словами:

— Для меня все это ослиные дела. Я вообще больше не могу позволить чиновникам влюбляться. Государство платит им жалованье не для того, чтобы они влюблялись.

— Покорнейше прошу простить меня, — слезно умоляет Максим, — я и сам не рад, что рассердил государство. Клянусь, что никогда больше не сделаю ничего такого, что может быть неприятно государству.

И он целует руку господина начальника, орошая ее двумя-тремя теплыми слезами.

— Так, сынок, так! Нравится мне в тебе то, что ты слушаешь советы старших, — подобрев, добавляет господин начальник.

И с тех пор Максим больше никогда не влюблялся, чтобы только не сердить государство и госпожу начальницу.

Послушание Максима и его внимательность по отношению к государству приводили к тому, что в конце каждого года его аттестация оказывалась лучшей. В одной из них было написано:

«Не очень грамотный, но честный, порядочный, предан государству, послушен его законам, почтителен к старшим!»

В тот год он получил повышение.

* * *

Дальше дело пошло легче: чин приходил за чином, а если Максима иной раз и обходили, он не протестовал. Он терпеливо ждал, зная, что повышение придет.

А чем выше чин, тем лучше положение и в обществе. Максим занял видное положение.

Сначала он вступил в хоровое общество и долго бы в нем состоял, а может быть, даже добился председательского места, если бы его пение не привело к фатальным последствиям. Юбилейный концерт, посвященный десятилетию общества, он просто провалил, хотя пел по этому случаю от всего сердца.

Позже, однако, Максим стал председателем пчеловодческого общества. Под его председательством общество процветало и получило известность, но затем из-за одной мелочи Максим подал в отставку. И вот что это за мелочь: весь мед, который общество собрало за год со своего пчельника и подготовило для выставки, он, как председатель, съел. На собрании, состоявшемся по этому поводу, один ехидный пчеловод-оппозиционер назвал его трутнем. Максим же посоветовал ему немного втянуть жало. Так они ругали друг друга всякими пчеловодческими терминами (оппозиционер грозился даже надеть председателю на голову улей), пока Максим не рассердился и не подал в отставку.

Наибольший авторитет в обществе он приобрел благодаря своей инициативе в организации одного возвышенного и гуманного движения. Это движение имеет большое значение, и поэтому мы должны рассказать о нем подробно.

Однажды после полудня стояла такая жара, какая может быть только в