Голова сахара. Сербская классическая сатира и юмор - Йован Стерия Попович

— Садись, я тебя перенесу!

Такое великодушие очень удивило путника, и, переправляясь на осле через реку, он думал о том, как отплатить ему добром за добро. А пока путник размышлял об осле, сидя на нем, давайте и мы познакомимся поближе с этим ослом, поскольку нам и дальше придется иметь с ним дело.

Отец его был ослом, да и мать его была ослицей. Более подробно о них известно еще и следующее: отца его хозяин купил за сто семьдесят шесть грошей, а за мать, когда ее продавали в последний раз, вместе с вьючным седлом заплатили девяносто четыре гроша. Но отец и мать не принадлежали одному хозяину, и как они полюбили друг друга, как договорились и встретились, обо всем этом мы не имеем точных сведений. Да и вообще это их дело, и мы не можем входить в подробности этой ослиной любви, так как только ради полноты биографии героя мы упомянули о том, кто был его отец, а кто мать.

Сперва он был грязным осленком, потом рос, рос, и вместе с ним росли его уши, пока он не вырос и не стал взрослым ослом. Боже мой, что творилось в душах отца и матери, как заблестели их глаза от слез родительской радости, когда однажды хозяин принес седло и ему. Каждый родитель поймет эту радость, если вспомнит тот день, когда он впервые купил книгу своему подросшему сынишке. Но с ослом случилось то же, что бывает и с нашими детьми, когда после покупки книги школьный служитель вынужден силой отводить их в школу. Он не сразу понял, какое будущее ожидает его под вьючным седлом. Он пытался даже сбросить с себя седло, но, увидев, что седло сбросить не в силах, перебросил через голову севшего на него хозяина с такой жестокостью, с какой человек может бросить только своего благодетеля.

По этому случаю он был впервые серьезно бит, как и положено ослу, дожившему до вьючного седла. Хозяин щедро угостил его поленом, пищей весьма несъедобной.

Итак, он отпраздновал день своего совершеннолетия, как это и приличествует ослу: получил вьючное седло и был впервые серьезно бит, так как раньше, если ему кто, бывало, и сунет ногой в ребра, то чаще всего в шутку.

Превратившись таким образом из грязного осленка в настоящего осла, он начал возить, таскать, делать все, что связано с его профессией и длинными ушами. Вот и сегодня он привез зерно к водяной мельнице, а теперь переносит через реку прохожего, который все еще размышляет о том, как отплатить ему добром за добро.

Переправившись, путник слез, повернулся к ослу и сказал:

— Слушай, ту услугу, что ты мне сейчас оказал, ты оказал самому себе. Я не путник, а всесильный Рок. Я хожу по свету и определяю судьбы. Скажи мне, чего ты хочешь. Я все для тебя сделаю.

Осел облизнулся; ему было приятно, что он оказал услугу Року, но вопрос Рока вверг его в страшное затруднение, так как он не мог ничего придумать. Наконец ему пришла в голову чисто ослиная мысль:

— Исполни три моих желания: пусть меня хозяин лучше кормит, меньше бьет и меньше нагружает.

— Это пустяк, — сказал Рок, — я бы хотел сделать для тебя больше.

— Ну, коли так… — сказал осел. — Очень уж мне надоело быть ослом.

— Стань человеком, если хочешь.

— А ты можешь это сделать?

— А ты хочешь?

— Хочу, конечно, хочу!

Услышав эти слова, Рок трижды прошептал что-то про себя, повертел рукой над головой осла и сказал:

— Да будет!

И осел стал человеком, которого автор этого рассказа еще во введении окрестил Максимом.

* * *

Максим направился в ближайший город, тщательно скрывая в пути тот факт, что вчера еще был ослом. Войдя в город, он остановился на перекрестке и стал думать, куда ему идти и что делать.

Мимо него проходят мужчины, женщины, дети. Один сгибается под тяжелым грузом, который несет на спине, другой идет легко и быстро; один спешит — видно, ему нужно скорее куда-то прийти, другой идет медленно — видно, ему не очень хочется идти туда, куда он направляется. Одни говорят шепотом, другие кричат; один что-то толкает перед собой, другой что-то тянет за собой, — каждый занят своим делом, перекресток кипит.

Не может Максим придумать, чем бы ему заняться. Наконец решает он пойти посмотреть, может, где какое дело приглянется. Идет, заглядывает в лавки. Видит, в одной торговец, склонился озабоченно над книгой, рука танцует по бумаге, губы шепчут какие-то цифры, а лоб вспотел.

«Нет, это не для меня, — думает Максим. — Разве сладишь с этими цифрами, тут нужно соображать».

Идет дальше и останавливается перед другой лавкой. Там мастеровой с черными от работы руками, в мокрой от пота рубашке бьет молотом, который, пожалуй, потяжелее вьючного седла, которое Максим носил еще вчера.

«Нет, это тоже не подходит, — думает Максим, — чем браться за такую работу, лучше бы мне ослом остаться».

Максим идет дальше, останавливается перед каким-то большим зданием, заглядывает в раскрытое окно и видит: за столом, заваленным бумагами, сидит человек; за ухом у него перо, перед ним чашка кофе, а в руке сигара; он потягивает кофе, выпускает изо рта кольца дыма, провожает их взглядом до потолка и весело смеется, если кольцо получается удачным.

— Скажите, пожалуйста, что делает этот человек? — спрашивает Максим какого-то прохожего.

— А то, что видишь!

— А что, у него ремесло такое?

— Да, — говорит прохожий.

— А как оно называется, это ремесло? — спрашивает Максим с любопытством, так как это занятие понравилось ему больше всего, что он видел до сих пор.

— Он чиновник.

— Хорошее ремесло! — вздыхает Максим.

Он входит в большое здание. Ему говорят, что это канцелярия окружной полицейской управы, и он просит, чтобы его принял начальник. Максим ждал до полудня, после полудня целых семь часов ждал, но так терпеливо, с таким истинно ослиным терпением, что даже стражники сжалились над ним и доложили о нем господину начальнику.

Войдя, он сперва мелет какую-то чепуху, а затем, с большим трудом подобрав слова, покорно, очень покорно, совершенно покорно просит о маленькой службишке.

Господин начальник, пожилой, но умный человек, смотрит на него через очки и протяжно произносит только одно слово:

— Однако!

Максим сгибается еще ниже, на глазах его выступают слезы, он хватает руку господина начальника и целует ее.

Господину начальнику это нравится. Он думает: «Видно, настоящий осел, но покорен, будет послушным и