Современные венгерские повести - Енё Йожи Тершанский

— Мы не держим в доме крепких напитков.

Мне было холодно. Не дожидаясь окрика Дорнера, я встал:

— Пошли!

Дорнер выругался. Через другую комнату мы прошли на кухню. Старуха, идя последней, гасила свет.

— У кого, по-вашему, может быть палинка?

— Немного картошки с паприкой у меня есть, и, пожалуй… пожалуй, я могу вскипятить чай. Если вы подождете…

Два наших парня, опорожнив кастрюлю с остатками ужина, заснули на кухне, не выпуская ложек из рук.

Ясно! Старуха топила только кухню.

— Пошли.

Дорнер пинками растолкал обоих новобранцев. Мы двинулись. Не успели выйти за ворота, как нас настиг голос старухи:

— На помощь! Бандиты! Ограбили!

Мы остановились, взглянули на Дорнера. Тот резко скомандовал:

— Кругом!

Затем поймал старуху в дверях и дал ей пинка.

— Старая карга! Тебе, конечно, неизвестно, что такое палинка?

Женщина плюхнулась животом на подметенную брусчатку двора и проговорила теперь уже совсем другим голосом:

— У Готтлибов всегда… всегда есть ликер!

Оставив открытой дверь в кухню, Дорнер с силой захлопнул калитку.

Он хохотал. Ему нравилось, как он разделался с этой старухой. У третьего дома мы остановились. На двери увидели табличку:

«Адольф Готтлиб, электромонтер».

Дорнер продолжал смеяться.

— Старуха не соврала!

— Это еще неизвестно, — возразил парень из Куншага. — Вот когда увидим ликер… — И он забарабанил в дверь.

Дорнер одобрительно кивнул и сказал по-немецки:

— Какой-то отмеченный богом еврей! Не пойму только, почему боженька не сделал из него нечто большее, чем простого электромонтера.

Дорнер страшно гордился, что умел немного говорить по-немецки.

Это была целая речь. За весь день мы не слышали ничего подобного. Мы нажали на дверь. Запор оказался слабым. Перед нами была небольшая застекленная веранда. Легко открыв дверь, мы посветили фонарем и увидели лестницу: Дорнер, я и пулеметчик пошли наверх.

— Остальные останутся здесь — в охранении.

На веранде температура была вполне терпимой. Чувствовалось, что здесь тоже топили; кругом стояли горшки с цветами. Недурно живет этот еврей!

Дорнер шел уверенно, полагаясь на свои познания в немецком.

Мы нашли выключатель: пусть у них горит свет! Затем пошли дальше. Снова застекленная дверь, за которой оказалось еще теплее.

Вот так топят! Около двери мы опять увидели выключатель и снова включили свет. У противоположной стены стоял большой старинный буфет с мраморной доской посредине. Дорнер кинулся к нему, чуя, что именно там спиртное.

Винтовки с примкнутыми штыками мы прислонили к стене.

Вокруг стола стояли четыре стула. Стол был накрыт и еще не убран после ужина: крошки на скатерти, куски хлеба в корзинке и тушеные гусиные ножки на блюде.

Я первым увидел гусятницу и потянулся к ней. Взял ножку, суховатую, правда, но зато целую, не разрезанную.

Дорнер нашел бутылку. В ней было что-то зеленое. Он понюхал, достал чайный стакан, наполнил его почти до краев и одним духом осушил. Ворот у него распахнулся (пуговицы-то не было), и стали видны костяные звездочки на петлицах. Он снова налил себе и отодвинул бутылку на угол стола.

— Это вам, ребята, — сказал он, обращаясь к пулеметчику.

Меня он вроде как бы и не брал в расчет, видя, что я занят гусиной ножкой. Но тут же рявкнул:

— Эй, ты! Как ты смеешь?! — и потянулся за ножкой.

В этот момент дверь соседней комнаты отворилась, и на пороге появился хозяин дома в каком-то балахоне. Он был ошеломлен представившейся его взору картиной.

— Если ты сейчас же не отдашь мне ножку, — орал Дорнер, — я вырву у тебя ее вместе с пальцами!

Хозяин стоял у него за спиной, и он не мог его видеть.

Я бросил гусиную ножку на стол, надеясь, что мне достанется хоть полстакана зеленой жидкости.

— Как вы смеете?! — завопил наконец хозяин. — Какое вы имеете право?! — Балахон его распахнулся, и мы увидели под ним белое, плотно облегающее тело белье, какое обычно бывает на маленьких детях.

Дорнер, зажав в зубах кость, обернулся.

— Как вы смеете врываться в дом мирного гражданина?! Налоги я плачу исправно!

Мне было непонятно, что он хотел этим сказать. Но хозяин тотчас добавил:

— Завтра же утром я донесу об этом в банский дворец! Это бандитизм! — Он подошел к нашему капралу, все еще державшему в зубах гусиную ножку, и начал его выталкивать.

Собственно, я не точно говорю: он только раз толкнул Дорнера, второй раз уже не успел, так как Дорнер одной рукой отшвырнул от себя стул, а другой вытащил из кобуры пистолет и, не целясь, выстрелил.

Он попал в голову хозяина, который как раз в этот момент раскрыл рот, намереваясь, видимо, произнести новую угрозу. Падая, хозяин потянулся за стулом и опрокинул его на себя. Рухнув на пол, он сразу же забился в конвульсиях и захрипел.

Черт возьми! Все это произошло так неожиданно, что я даже не успел встать из-за стола.

Пулеметчик, не выпуская из рук бутылки, подхватил свой ручной пулемет, стоявший у стены, и бросился к выходу.

В комнату стали заглядывать остальные наши ребята. Дорнер наспех догрыз кость, бросил ее и осушил стоявший перед ним стакан.

— Вот так так! А я-то надеялся хоть на половину! — потянулся было я обеими руками к стакану. Пальцы все еще плохо слушались, точно одеревенели.

Дорнер на мгновение задумался. Потом положил пистолет на стол.

— Где бы найти иголку с ниткой?

И совершенно спокойно он выдвинул один из ящиков под мраморной доской буфета. Он был дьявольски спокоен.

Дверь оставалась незакрытой, и комната быстро остывала.

Тут я услышал какой-то шум из глубины дома.

— Пошли… — начал было я.

— Эти господа иголки с нитками обычно держат в таких местах.

Он забыл, что мы были в доме простого электромонтера.

В этом момент дверь распахнулась и в комнату вбежали две женщины. Они сразу бросились к хрипящему на полу хозяину дома.

— Ой-ой, папа! Умер, его убили!

Я даже не помню, во что они были одеты, так внезапно все это произошло.

Между тем Дорнер и думал и действовал, вернее, сначала действовал, а потом…

Он схватил со стола пистолет и разрядил обойму в обеих женщин — все оставшиеся шесть патронов.

Наступила полная тишина. Дорнер уже больше не искал иголку с ниткой. Он перешагнул через скрюченные тела и шепнул мне:

— Смываемся!

Только было он взял свою винтовку, как опять послышался какой-то шорох. Мы обернулись. В дверях стояла невысокая женщина в чепце. Она прижимала руки к горлу, точно желая удержать голову на шее.

Она была потрясена увиденным. С ее губ