Путь Абая. Книга I - Мухтар Омарханович Ауэзов

бесследно, представь людей, мечтавших о чем-то, вспомни, наконец, о недавнем джуте - что при этом чувствуешь ты в своем сердце? Все акыны поют песнь сострадания человеческой жизни. Все они редко видят человека в часы его радости и ликования. Все они рассказывают о горестных превратностях его судьбы, о его обездоленности в этой жизни, о крушении надежд и чаяний возле каждого человеческого очага! И это не случайно. Их песни - порождение человеческой беспомощности, безысходности, того самого, о чем говорил и ты. И петь об этом заставляет их собственная участь и участь народа, к которому они принадлежат. - Так заключил Кадырбай свои слова, раскрывающие его душу перед Абаем.

И дальнейшее их общение было разговором двух людей, глубоко понимающих друг друга, равновеликих душой и не разделенных возрастом, поколениями.

В этих разговорах о далеком и близком Кадырбай предстал перед Абаем одним из тех мудрых, ясных и сильных духом, человеколюбивых удивительных акынов, которых он встречал среди людей своего народа. Такими были акын Барлас, пришедший к нему на заре туманной юности, акыны Шоже, Балта. Кадырбай был в чем-то неуловимо похож на всех них и самобытно отличался от них. Но все то, что роднило его с остальными певцами и поэтами степи, проходило корневым стержнем через духовное естество всех стариков, уважаемых аксакалов, которых любили и почитали в народе.

В какой-то миг Абай словно прозрел: да ведь вот он, перед ним, его истинный духовный отец, тот, кто не говорит ему постоянно: «Старайся приумножить достояние! Усердно паси свой скот! Поднимай детей - расти потомков! Властвуй над другими!», а учит совсем другому! Дарует сыну разум свой! Наставляет на путь благородства и честности, на путь духовного света! Абай вознес благодарный салем старому акыну. По-сыновнему склонился перед ним. Признался ему, что получил от него сокровища мудрых наставлений, каких еще ни от кого слышать не приходилось.

Прошли дни в подобных, волнующих сердце, умных беседах. Абай старался ни на шаг не отходить от старого акына. Молодежь, Ербол, Асылбек и особенно дочь поэта Куандык, хотели увлечь Абая к более веселому времяпровождению, чтобы он поучаствовал в играх с аульной молодежью, но не знали, как к тому подступиться.. На четвертый день Кадырбай сам, почувствовав это, решил прекратить умные разговоры с молодыми гостями и дать им возможность повеселиться. Взяв в руку домбру, старик сказал:

- Вы, мои хорошие, дорогие мои! Поговорил я с вами, и словно стряхнул с плеч годы, сам помолодел! А вот я перед вами, милые мои, предстал словно одряхлевший верблюд, который не в силах подняться с земли. Какой с меня толк! Сколь ни старайся, как ни тужься - а все приходится топтаться на месте и ходить по одному и тому же кругу. И все мои песни постепенно стали смахивать на тоскливые песни старой байбише, которая согнулась над изголовьем детской колыбели. Сколько еще вы можете слушать эти бабкины песенки? Оставьте все это и устремляйтесь навстречу своим мечтам и желаниям! Наше знамя уже поникло и вот-вот готово свалиться на землю. Теперь ему не суждено гордо реять над вершинами. А ваши вершины и перевалы еще впереди! Смело преодолевайте их и никуда не сворачивайте! Вам незачем находиться в плену печальных раздумий. Умейте радоваться, смеяться и жить! Постарайтесь видеть в жизни как можно больше хорошего! Только не падать духом и не унывать!

Помолчав немного, старик улыбнулся и закончил:

- Теперь идите и веселитесь, а я провожу вас своей песней.

И Кадырбай заиграл вступление на домбре.

Играл он столь искусно и выразительно, что молодежь невольно замерла, покоренная завораживающей мелодией кюя. Затем старый акын запел. В его глуховатом, слегка надтреснутом, но сильном и красивом голосе звучала та природная мощь, которою наделила его одухотворенная степь. По всему чувствовалось, что в молодости у акына был сильный голос. Слова его песни представляли напутствие отца своим детям: «Любезные мои дети, добрые мои потомки! Будьте в этом мире хорошими, добрыми людьми! Пусть следы от вашей жизни останутся в грядущих веках! Постарайтесь быть как могучее дерево-байтерек, под сенью ветвей которого смогут укрыться от невзгод ваши несчастные сородичи, в час лихой беды и великой нужды».

Песня-напутствие, рождающаяся у слушателей на глазах, сопровождалась повторяющимся припевом, сочиненным акыном еще в давние годы: «О, народ мой! Народ мой родной! Многострадальный народ мой!»

Абай слушал, бледный от волнения. Слова, мотив и, главное, звучание надтреснутого голоса стареющего певца сильно задели сердце молодого поэта. В этом голосе Абаю слышался голос неведомого праотца народа, который слал свою песнь с вершины горы, утонувшей в тумане прошлых запредельных веков. Не в силах справиться с этим странным, могучим наваждением, Абай глядел на старого Кадырбая потрясенными, остановившимися глазами. В горле у молодого поэта перехватило, слезы горького сострадания подступали к нему.

Заметив, как сильно подействовало на Абая пение Кадырбая, его дочь Куандык осторожно коснулась рукою отца, затем переняла из его рук домбру.

- Отец, - сказала она ласково, с веселым упреком заглядывая ему в глаза, - вы обещали своей песней напутствовать нас на веселие, а вышло, что благословили на слезы. Нет, отец, мы не хотим тосковать! Хотим смеяться, хватит плакать! Мы уходим веселиться, дорогой отец мой, вот как!

Взрыв молодого смеха был ответом на ее слова. Абай тоже был покорен шаловливым задором дочери акына. Все в ней дышало радостной надеждой, непокорством унынию, чудесной, победительной силой молодости!

Когда гости вместе с Куандык шли по направлению к молодежной юрте, к ним присоединилось много девушек, аульных молодок и джигитов. Начались игры, веселые и шумные, не стихавшие до самого утра. Звучало много красивых задушевных песен. Играли и в «Бросай платочек», и в «Хорош ли хан», и в «Мыршым» - поиск колечка, когда спрятавший его во рту должен был произнести это словечко. Играли в «Стегай, кушак», когда водивший джигит должен был угадать, которая из девушек хлестнула его по спине жгутом скрученного кушака. Играли в скороговорки.

После игр устроили айтыс, состязания в пении и складывании стихов перед слушателями. Народ Сыбан славился своим веселым нравом, любовью ко всякого рода играм и развлечениям, и аул Кадырбая еще со времен его отца, акына Актайлака, стал известен как место проведения многолюдных айтысов с участием самых известных степных поэтов и певцов. Куандык с малых лет росла в среде, где звучали песни и кюи лучших мастеров-акынов, потому и стала со временем душой веселия и песенных празднеств у молодежи Сыбан. И среди ее подружек