Путь Абая. Книга I - Мухтар Омарханович Ауэзов

Абай за эти дни почувствовал глубокую, особенную близость к дому Суюндика. Ему не хотелось расставаться с Асылбеком и Карашаш. На их предложение он тотчас ответил согласием.

Но не одобрил Ербол, оставшись наедине с Абаем, он сказал:

- Е, удобно ли это будет? Получится так, что мы будем сопровождать бабу, которая едет с мужем к своим родственникам. Он-то едет к своим нагаши, а мы с тобой здесь при чем? Смотри, как бы люди над нами не посмеялись!

Ербол беспокоился не о себе, ему дорога была незапятнанная честь друга. Верный Ербол не мог и мысли допустить, что про Абая могут сказать: «Что за нелепость! Неужели он не понимает?» - особенно сейчас, когда столько людей всюду поминают его самыми добрыми словами. И еще он подумал, что если людям стало хоть что-то известно о чувствах Абая, поездку Абая могут понять совершенно превратно...

Но Абай как-то не придал значения предостережениям друга. Положив руку на его плечо, он сказал с улыбкой:

- Ты представь себе - мы будем общаться с самим мудрым Кадырбаем! Послушаем его песни, слова назидания - чего стоит одно лишь это? Если нас будут упрекать, что мы последовали не за теми, за кем надо, то ведь нам с тобой хорошо известно, дружище, за кем мы следуем? Это достойнейшая, всеми уважаемая женге Карашаш! У кого язык повернется что-нибудь плохое сказать против нее? А против Асыл-ага?..

Радость Абая по тому случаю, что он сейчас не расстанется с Карашаш и Асылбеком и поедет вместе с ними, больше всего убедила Ербола, и он дальше не выказывал своих опасений.

Итак, через четыре дня свита из нарядных, молодцеватых джигитов, окружавших Карашаш, доставила ее в аул Кадыр-бая.

Молодых знатных гостей из Тобыкты аул встретил радушно. Юрту Кадырбая, куда их пригласили, переполнили нахлынувшие в дом старики, молодежь, женщины и даже дети. Немало тетушек, молодых келин и юных девушек собралось вокруг Карашаш.

Гостей привечал сам Кадырбай. Абай видел его второй раз - через несколько лет после годового аса Божея. Акын заметно постарел, куда-то исчезла его привлекательная статность, и весь он как-то усох, осунулся. Волосы на голове, борода и усы стали совсем белыми. Заметней, резче и глубже бороздились морщины на лице Кадырбая. О некогда величавом, красивом лице акына напоминали лишь высокий, мощный лоб, орлиный нос и ясный, проницательный взор прищуренных глаз. Он не узнал Абая. Но когда ему сказали, что это сын Кунанбая, старик стал вспоминать события прошедших лет, вспомнил и годовой ас Божея. И настолько свежи и ярки были его воспоминания, словно они касались дел вчерашнего дня.

- Событие незабываемое, самое большое в этих краях за последние годы. Поминки по Божею надолго останутся в памяти людей. Гости разъезжались по домам очень довольные, были благодарны тем, кто устроил эти поминки, - говорил он.

Молодые гости почтительно слушали старого акына, он неторопливо расспрашивал о происшедшем в Тобыкты джуте, о здоровье известных ему аксакалов. Абай поначалу отвечал немногословно, учтиво, старался вести себя сдержанно и без особого повода не вступать в разговор. Однако именно Абаю пришлось поддерживать разговор с хозяином дома, искусно оживлять его интересными рассказами и новостями. Ибо Асылбек, зять в этом ауле, должен был придерживаться определенных правил поведения и больше молчать, нежели говорить. Да и сам Кадырбай, задавая свои вопросы, обращался именно к Абаю.

В этом году люди из дальних мест при встречах первым делом заговаривали о прошедшем весеннем джуте. И нынче весь вечер старый Кадырбай только об этом и расспрашивал. Вопросов было много. Насколько тобыктинцы пострадали от апрельского джута? Какие из родов Тобыкты понесли наибольшие потери? Какие отделались легко? Не продолжается ли где голод? Как обстоит дело с молоком? Есть ли аулы, в которых весь скот уцелел? Старый акын подробно расспрашивал обо всем этом. Поскольку он в прошлом был хорошо осведомлен о делах Тобыкты, теперь ему было нетрудно ставить вопросы и делать уверенные выводы - словно он был одним из тобыктин-цев, по случаю оказавшимся вдали от родных мест. Вопросы старика были похожи на расспросы знахаря-табиба, который, беря пульс у больного, расспрашивает о его самочувствии, про то, как он спит, как ест.

Абай давал подробнейшие сведения о делах близлежащих к Жидебаю и самых отдаленных аулов Тобыкты. Говорил уверенно, без тени сомнения. Асылбек и Ербол, его самые близкие друзья, только теперь впервые, с удивлением, слушали эти сведения от Абая. Он словно по бумажке читал, называя число уцелевшего скота в разных родах Тобыкты, сообщая, чем еще кроме этого они располагают, какой из родов понес наиболее ощутимый урон, и что он имел раньше, до апрельского джута. Давая сведения в сравнительных числах, Абай обрисовал перед Кадырбаем полную картину бедствий по всем племенам тобыктинцев. Старик сидел перед ним с удрученным видом, покачивал головой, поцокивал языком, близко к сердцу принимая беду далеких сородичей.

Родные аулы его были не в лучшем положении. Обильные майские снега, выпавшие в горном краю, привели Сыбан к упадку, и у этого племени в большом количестве погиб скот - жизнь кочевников и здесь оказалась в шатком положении.

У Кадырбая хозяйство его собственного очага было и раньше довольно скромным. Однако именно в этом году, трудном и голодноватом для всех, дела Кадырбая обстояли неплохо: кумыса и мяса на еду пока хватало. Он взял у родичей, благополучно переживших весеннее бедствие, несколько кобыл на содержание и доил молоко для себя. Старый акын не стал скрывать, что пережить нужду и страдания, вместе с другими, ему все же пришлось.

Молодого джигита, столь хорошо осведомленного о бедственном положении народа, старый акын воспринял и выслушал уважительно, словно своего курдаса25. Из того, что было сообщено Абаем, Кадырбай скорбно уверился, что бедствие постигло немало народу в Тобыкты. Доходили и другие слухи, что вся казахская степь голодает, доведена до крайней черты. И мысленным взором окинув все пределы родной земли, на которой страдали и гибли люди, старый акын с глубокой душевной болью молвил:

- Степняк, словно сыто вскормленный горделивый аргамак, резвится на просторе, радуясь жизни. Но стоит пройти всего одному снежному бурану - и наш брат съеживается в комочек и превращается в тощую клячу. Жалкий, беспомощный, он качается на холодном ветру, словно веточка, торчащая из сугроба.

Уже была глубокая ночь, чаепитие завершилось. Где-то снаружи, возле юрты, резали барана, получив молитвенное благословение муллы. Соседи, пришедшие в юрту ко встрече гостей,