Том 1. На рыбачьей тропе ; Снега над Россией ; Смотри и радуйся… ; В ожидании праздника ; Гармония стиля - Евгений Иванович Носов

показа фрагмента из фильма режиссера А. Бибарцева по рассказу Евгения Ивановича «Объездчик», что сразу же создало атмосферу, настроило аудиторию на чуткое восприятие творчества своего земляка.

— Это рассказ о курской деревне 50-х годов — послевоенной, разоренной, о судьбе уникального Стрелецкого заповедника {45}. Во времена Хрущева многие заповедники были уничтожены, но наш каким-то чудом сохранился, хотя подлежал распашке: поднимать целину в те годы было поветрием. И вот за статусом Стрелецкой степи спрятался человек, развращенный войной… Увы, не все возвращались героями, безнравственность бойни делала безнравственным ее участника. И заповедник для него — это возможность обретения власти, утверждения себя с позиции силы.

Е. И. Носов хорошо знаком с деревенской жизнью, с пристальностью исследователя изучает процессы, происходящие в ней на протяжении десятилетий. Герои его произведений — живые, конкретные люди, хотя и не впрямую списанные со своих прототипов. Например, в деревенских женщинах узнаются тетушки писателя, уже почти все умершие. Не раз обвиняли их в самогоноварении, грозили, но ведь занимались они этим от великой нужды. У каждой было по пять — девять детей, а где взять денег? Их в деревне не водилось совсем.

— Такая была жизнь, и никуда от нее не денешься. Начав не так давно переосмысливать нашу историю, самую большую вину мы возлагаем на период застоя. Но ведь наша семидесятилетняя история была застойной. И потому свои размышления в «Литературной газете» я начал со зловещей фигуры Сталина, затем попытался определить роль Хрущева. Брежнев, в общем-то, ничего не добавил к деяниям своих предшественников.

В ответ я получил много писем, мне крепко досталось от читателя за Никиту Сергеевича. Конечно, личность неординарная, интересная, он много сделал для незаконно репрессированных. Но когда я думаю о том колоссальном ущербе, который Хрущев нанес сельскому хозяйству, окончательно добив деревню…

Сейчас предлагаются разные пути выхода из экономического тупика. Один из них — внедрение частной собственности. Я при ней не жил, и безоговорочным сторонником быть не могу. Знаю только, что у этой системы много пороков, и обращаемся мы к ней не от хорошей жизни. Но если внедрять частную собственность, то осторожно и выверенно, ибо выброси нас резко на рынок — мало кто уцелеет.

Сейчас, например, курский писатель может издать примерно одну книгу в семь лет. Но какой-никакой, а прожиточный минимум есть, писательская организация заботится. При частной же собственности придется самому продавать… Конечно, кто-то сумеет обогатиться, но появятся и очень бедные люди.

Долгое время Е. И. Носов был членом редколлегии журнала «Наш современник». Но недавно ушел оттуда вместе с В. Астафьевым, Г. Троепольским и некоторыми другими писателями.

— То, что происходит сейчас вокруг этого журнала, представляется мне борьбой сытых бар, стремящихся друг друга сместить, подвинуть, свести счеты. И все это прикрывается рассуждениями о свободе, благе народа… Не верьте! Журнал становится знаменем какого-то экстремистского движения, все наэлектризовано. Приезжаю, меня встречают с вопросом в глазах: с кем ты? Да ни с кем я, ни в одну группировку не вхожу.

Спекуляция на гласности и плюрализме к хорошему не приведет. Я уже писал об этом в «Курской правде», о той безликой толпе, которая пройдет и по нашему городу, если подогреть темные инстинкты. Что такое толпа? Да это могут быть просто пацаны, которые от скуки, от безделья, лишенные перспективы, неизвестно что натворят.

Литература должна мощно противостоять бездуховности. Но меня беспокоит, что в ней почти ничего нет для детей. Она все время попадала в такие социальные катаклизмы, когда было не до детского читателя.

Более того, сейчас в учебниках классическим произведениям Маяковского, Шолохова, Фадеева резко противопоставляются имена Платонова, Мандельштама, Булгакова. Я хорошо отношусь к этим писателям, но тот же Платонов не может быть базой для воспитания, он трудно воспринимается школьниками. И если мы будем в учебной программе ориентироваться на модные имена, это принесет большой ущерб. Думаю, такая крайность возникла в результате текущей ситуации, но когда мы насытимся обрушившимся шквалом публицистики, надеюсь, снова начнем читать литературу.

Предназначение русской литературы всегда было высоким, ответственным. В самые тяжелые моменты общество обращалось к своим писателям с доверием и надеждой, стремясь найти ответы на волнующие вопросы, сверить свои нравственные ориентиры. Так было и на этот раз.

Беседу вела Т. Антипенко

1990

Скудная жизнь — скудное творчество

— Евгений Иванович, вы живете и работаете вдали от столичного шума, оставшись на родной курской земле, хотя многие писатели при первой же возможности устремляются в Москву. У столичной жизни есть преимущества, и вам как писателю, имеющему и читательские симпатии, и общественный вес, нашлось бы в Москве достойное место. Тем более что вы являетесь секретарем правления Союза писателей РСФСР, членом различных издательских советов и редколлегий центральных изданий. Так что же удерживает вас в Курске?

— Да, преимущества у столичной жизни есть, и они не сводятся лишь к каким-то бытовым удобствам, метро или ассортименту в магазинах. Особое положение, которое занимает Москва, объясняется системой централизации, укоренившейся в нашей стране.

Демократический централизм, положенный в основу партийных отношений, копируется всеми другими государственными и общественными структурами. Литература также строится на основе демократического централизма. В Москве сосредоточены издательства, редакции наиболее солидных журналов и газет, расположены «руководящие литературные органы». Здесь можно наладить личные контакты, благодаря чему проще решаются вопросы, связанные с публикацией написанных вещей, творческими командировками или какими-то житейскими проблемами.

Привлекает и сам статус «столичного писателя». Посмотрите, как в области принимают любого залетного московского литератора — ему и лучший номер в гостинице, и машина к подъезду, и угощение по высшему разряду. А он, может, всего лишь издержавшийся Хлестаков, проездом в Саратов. Но «столичный» для обкома — уже виза, поскольку сам он повернут лицом к центру. И только если кого-то из местных напечатают в Москве или скажут о нем доброе слово в центральной прессе, тогда, может, и областное начальство на него внимание обратит.

Так что для провинциального писателя в Москве немало соблазнов, которыми многие и прельщаются. Однако в столице можно и выделиться, и затеряться.

Не отмеченные ярко выраженным талантом писатели, перебравшись в центр, быстро нивелируются, теряют себя, свой голос, и интерес к ним утрачивается. Многие из них живут воспоминаниями и, по сути, уподобляются эмигрантам. Так, Бунин, живя в Париже, писал об оставленной им России.

На такое не пошли Астафьев, Белов, Распутин. Они остались верны своей жизни и сохранили свою самобытность.

*

— Значит, жизнь в провинции тоже имеет свои преимущества? Именно на родной земле писатель находит источники, питающие его творчество, краски для своих литературных