Современные венгерские повести - Енё Йожи Тершанский

У нас еще оставалось немного чая, и я приказал остановиться на крохотной площади, образованной тремя сходившимися улочками. Тут-то мы и раздадим остатки чая!

Я вылез из кабины и стал глядеть на подходивших с фляжками солдат. Вдруг я почувствовал, как кто-то положил мне руку на плечо. Шани Кепиро!

— Пойдем, дружок, посмотрим, как дела вокруг, — сказал он. — Офицерам сейчас лучше не ходить в одиночку. А машина подождет.

«Этот образумился», — подумал я о Кепиро, и мы пошли, держась середины улицы.

По пути заходили наугад то в один, то в другой дом посмотреть, что там творится. Шли и разговаривали. Разумеется, называя друг друга на «ты».

— Вот теперь-то мы покажем миру, — сказал Шани. — А ты как считаешь?

— Я считаю: скорее бы наступило послезавтра!

Ответ явно разозлил моего собеседника. Но он постарался скрыть гнев и дружелюбно продолжал поучать меня: мол, недостаток у всех офицеров венгерской армии в том, что им безразличны цели, которые мы ставим перед собой в войне. При таком духе нашего офицерства, рассуждал Шани, невозможно победить. А мы-де тоже должны потрудиться ради создания новой Европы.

— Политика, старина, — это коммерция! — говорил он, жестикулируя. — Не внесешь своей доли, не получишь куш!

Кепиро очень хотелось, чтобы я разделил его возмущение, но я ограничивался лишь невнятным бормотанием, поскольку в разговоре со старшим по званию офицером молчать было просто неприлично.

В нескольких домах мы застали людей и выгнали их на улицу. Точнее сказать, выгонял он, Кепиро. Одним из тех, кто оказался в доме, был его владелец, он в прошлом году перебежал на ту сторону, а сейчас пробрался обратно сюда и даже не пытался скрыть, что он хорват. Документы жены были в порядке, но она не хотела оставлять мужа. А в следующем доме мы наткнулись опять-таки на подозрительных — молодых людей, интеллигентиков, с виду студентов. В гости, говорят, приехали. На праздники. Но документы венгерские, и тут уж нарушение границы не имеет значения.

— Ишь, храбрецы, чтоб вас разорвало… — пробурчал старший лейтенант. Немного погодя добавил со злобой: — Черт побери! Ведь здесь уже прошли наши люди. А этих оставили! Видать, у моих фельдфебелей нюх только на евреев!

У меня не было никакой охоты сопровождать старшего лейтенанта: ведь повсюду нас встречали с ужасом и страхом. Дети начинали реветь, даже собаки скулили.

Когда мы вернулись на треугольную площадь, то увидели, что нас ожидало человек двести штатских. Стоявший тут же фельдфебель что-то доложил Кепиро. Шани приказал сдвинуть котел из-под чая в угол кузова нашего грузовика и распорядился: некоторым гражданским (важные персоны, пояснил он мне) забраться в машину. Женщинам и мужчинам — вперемешку. Мы, грешным делом, даже позавидовали тем штатским, которые рьяно подсаживали симпатичных дамочек, помогая им взбираться в кузов машины. Наших поваров оттеснили к самому борту. Я осмыслил положение, лишь когда Кепиро взглядом велел мне сесть рядом с шофером. «Но там же нет места», — хотел возразить я, видя, что в кабине справа от шофера уже занял место жандарм, вооруженный винтовкой о примкнутым штыком — чтоб указывать маршрут.

— Стадион, на берегу Дуная! — с ужасом услышал я его слова.

О, с какой радостью я выскочил бы из кабины!

Всюду вдоль нашего пути на улицах царили мрак и безмолвие. Все словно вымерло вокруг.

— Машина перегружена, — ворчал водитель.

Он, как и я, знал, что кузов не приспособлен для перевозки людей. Можно было подумать, что он умышленно ехал медленно, чтобы дать возможность смельчакам спрыгнуть. У поваров ведь не было никакого оружия!

Мы уже были близко от цели поездки. Я почувствовал дуновение ветра с Дуная, когда пришлось остановиться: дорогу пересекал стрелковый окоп. Шофер затормозил и проворчал:

— Нашли время копать канавы…

Вся дорога была изрыта. Ров и кучи земли. Жандарм в бессильной ярости завопил:

— Если кто посмеет шевельнуться…

Ну, думаю, сейчас я его осрамлю.

— Эй, люди! — крикнул я. — Откройте задний борт да подтолкните машину.

Все штатские спрыгнули на землю, в кузове остались лишь четверо поваров.

До чего ж беспомощны были эти бедняги: добрых четверть часа возились они с грузовиком, пока кучи земли и ямы остались позади.

На стадионе мы сдали наших пассажиров. Теперь за этих людей отвечал жандарм. Он немедля принялся загонять их на футбольное поле, как стадо овец.

Один из поваров сказал мне:

— Давайте подождем, господин прапорщик! Посмотрим, что с ними будет.

— Можно и подождать, — ответил я.

Мне и самому было любопытно узнать, что же будет дальше, так как я наслышался о проделках жандармов. Ко мне подошел жандарм и пожаловался.

— Одна женщина, в коротенькой шубке, ускользнула через калитку. Сделала вид, что поправляет чулок, и отстала от остальных.

Повара видели беглянку, но ни один из них и словом не обмолвился.

Я же подумал: ни один мужчина не осмелился уйти отсюда! А потом решил: раз уж я здесь, то хоть посмотрю, что происходит вокруг.

В раздевалке футболистов на соломе расположились солдаты. Они штыком открывали банку консервов, и никто из них не обратил на меня внимания. Из огромной стеклянной банки, величиной с ребенка, они — тоже штыком — выуживали и тут же делили соленые огурцы.

— Что здесь происходит? — крикнул я, как кричал обычно, входя в казарму к новобранцам.

Солдаты обратили в мою сторону скучающие взгляды, словно спрашивая: «А что должно происходить?» — и продолжали жевать. Мне вдруг тоже захотелось есть, и я не стал к ним придираться, а просто вышел из раздевалки. Вслед мне с соломы донеслось:

— Новых привезли.

— Сейчас вызовут нас.

— Пошли они к черту. Устал я.

Потом один из солдат раздраженно крикнул, явно обращаясь ко мне:

— Да закройте эту проклятую дверь!

Я поспешил к нашему грузовику. Со стороны трибун доносились крики и винтовочные выстрелы. Но масса людей оставалась неподвижной.

— Подождем еще немного, господин прапорщик, поглядим, что будут делать с ними, — пытался уговорить меня один из поваров.

Но мне оставаться не хотелось.

— Поехали! — скомандовал я.

Мы еще раз наполнили в казарме котел чаем, вылили в него плетенку рома.

Чувствовал я себя прескверно. Кепиро ловко впутал меня в эту историю. Но я-то тут ни при чем.

Когда кончили развозить чай, мы снова встретились с ним. Старший лейтенант опять перешел со мной на «вы».

— Как мне стало известно, вы, господин прапорщик, содействовали побегу арестованных!

Вот тебе на! Ведь жандарм не мог на меня донести, он все время сидел рядом со мной в кабине грузовика.

Сабо

Все по-настоящему началось с того момента, когда Дорнер во дворе гимназии заметил этого