Путь Абая. Книга I - Мухтар Омарханович Ауэзов

благодать Божья и в дырявом шатре бывает, так вы нас учили. Никогда я не хотел жить неправедно, со злым умыслом в душе, какая бы нужда меня ни постигла. Вам, отец, всегда было чуждо зло. Вы отличались особенным благородством, люди вас уважали. Так неужели на склоне лет из-за нас, безумных детей, вы пройдете через черный позор? - Так сказал Базаралы и смолк с растерянным, несчастным видом.

- О чем это он? Что болтает этот негодный?! - испуганно воскликнул Каумен и оглянулся на Балагаза. Тот сидел молча, словно окаменев. Базаралы продолжил:

- Отец, вы не на него глядите, смотрите на меня! Слушайте меня! Спрашивайте у меня! Нашелся вор, который украл недавно лошадь Майбасара и лошадь Ирсая в прошлую ночь. Этот вор - ваш сын, сидящий перед вами Балагаз! - крикнул он.

- Что он несет! Ты о чем это? - в ужасе переспросил Кау-мен.

- О том, что слышали! Я знаю, теперь все знаю... А ты - попробуй отопрись! - крикнул Базаралы брату.

Балагаз сидел, вспыхнув, едва сдерживая себя. Он не был трусом, и хотя слова младшего брата сильно задели его, он не растерялся.

- Что ты видел? Что знаешь? - вскричал он. - С чего это взъелся на меня? Выкладывай!

- Я видел, когда ты с Абылгазы тайком вернулся под утро! Ваши лошади до сих пор остывают, спрятанные среди лежачих скал. Да ты, брат, - вор, и не смей отпираться. Имей мужество: даже если умереть придется, умри с честью!.. Ведь крал же! Так зачем же еще и врать! Не смей! Выкладывай начистоту, если ты мужчина! - крикнул Базаралы, задыхаясь от непомерной злобы.

Балагаз больше не стал увиливать.

- Да! Твоя правда! - крикнул он, тоже задыхаясь от злости.

- Уа, Балагаз! Пусть кара Создателя настигнет тебя! Да обрушится на твою голову гнев Господень, Балагаз! - горестно закричал Каумен, впервые в жизни столкнувшийся с таким злом и на месте мгновенно сломленный им.

Базаралы, сверкнув глазами, уставился на старшего брата, сидевшего напротив, - и вдруг молча бросился на него.

Оба джигита были крепкие, могучие, как барсы. Их сильные руки и ноги сталкивались в бою, словно дубовые шокпары.

От неожиданности Балагаз не сразу смог подняться с земли, но он изловчился и с силой ударил обеими ногами по ногам Базаралы, тот сразу осел. Балагаз вскочил на ноги и, навалившись сзади на младшего брата, попытался свалить его. Однако более ловкий и гибкий Базаралы сумел устоять и, немыслимым образом извернувшись, рванулся навстречу брату. С быстротой молнии Базаралы обхватил его, приподнял в воздух и тяжко обрушил на землю. Левой рукой схватив Балагаза за горло, правой нашарил ножны на поясе и выхватил нож с кривым лезвием. Придавив коленом грудь брата, хриплым, клокочущим голосом взревел:

- Зарежу! Будь ты даже мне отцом, а не старшим братом! -И он поднес массивное лезвие ножа к горлу Балагаза. Но тот отчаянно сопротивлялся, отбрасывал его руку с ножом, бился ногами о землю. Сил у Базаралы было больше, он сломил, наконец, сопротивление Балагаза и выжидал мгновение, чтобы полоснуть его ножом по горлу. В это время и схватил его за руку отец.

- Несчастные! Подите вы оба вон от меня, собаки! Что же это вы делаете? Расцепитесь, собаки!

С этими криками Каумен стащил Базаралы с груди Балагаза и отволок его по земле в сторону.

Высвободившись из крепких, как стальные капканы, рук младшего брата, Балагаз не сразу пришел в себя. Поднявшись на ноги, он уже не хотел ни нападать, ни защищаться, в нем пробудилось и забушевало негодование.

- Оу, да ты сволочь! Пес настоящий, хотя мы из чрева одной матери рождены! Ты же младший брат, а влез мне на грудь с ножом в руке! Хоть и тошно, не могу отказаться от родства с тобой! Как ты мог! - гневно и обиженно выговаривал он брату.

Базаралы молчал, вид у него был угрюмый и отчужденный. И теперь Балагаз, окончательно придя в себя, заговорил более спокойно и уверенно.

- Ты спросил у меня, я ответил тебе. Открыл свою тайну. А если бы я стал отпираться, что бы ты смог узнать? Вору везде хватит скотины. Что бы ты сказал, если бы я ответил, что ездил к соседям-кереям кое-что уяснить для себя? Не только Кунанбай - сам бог пусть попробует напасть на мой след! А для себя ли я делал все это? Ты считаешь меня вором, но попробуй сначала вникнуть в дело. Разве я крал ради своего живота? Опять нет - я крал скот ради многих родичей, сидевших дома голодными. Я пошел на это не оттого, что позарился на чужое добро. И хоть мне было противно барымтачить, но я делал это, и признаюсь, что буду продолжать красть скот у богатых. Почему я нищий, а они богатые? Да потому, что они разбогатели на моей бедности. Куда делась моя земля? Они отняли. Где моя честь, моя гордость - не они ли надругались над этим, сделав меня нищим? Все отняв у меня, они бросают мне крошки со своего дастархана. И пусть я вор, но я спасаю от голодной смерти своих родных и близких. Я не гребу под себя добытое таким способом, нет, - я все раздаю голодающим, чтобы они не умерли. И пусть хоть голова слетит с моих плеч! Но ты не остановишь и не свернешь меня с этого пути! Беру у тех, кто живет в достатке и сытости и ничем не хочет делиться, и отдаю тем, у кого ничего нет. Ты думаешь, что схватил жалкого паршивого вора? Нет, я не вор, я мститель. Ты вправе был упрекнуть меня, если бы я тронул слабого, обездоленного, беззащитного! - Так сказал Балагаз своему брату.

Несчастный, подавленный горем Каумен не стал даже вникать в слова Балагаза. За всю долгую жизнь у Каумена не было такого случая, чтобы он положил чужое в свой казан. Старик-отец пришел к единственному решению: изгнать Балагаза.

- Уходи! Уходи! Кочуй от меня подальше! Видеть тебя больше не хочу! Сейчас же откочуй! - решительно приказал он.

Базаралы, сурово насупившись, застыл в молчании. Близкие, родные души: отец и два его сына, а перед тем, как расстаться, каждый из них думал только о своем. И мысли их были далеки, далеки друг от друга. Балагаз, исполняя волю отца, в тот же вечер откочевал на земли аула Караша.

А