Путь Абая. Книга I - Мухтар Омарханович Ауэзов

через четыре дня после переезда туда Балагаз дерзко угнал из аула самого Кунанбая сразу пять лошадей. У Балагаза было немного сообщников из джигитов. Пока что ими стали Абылгазы и Адильхан. Все трое свои ночные вылазки и захваты проводили ловко, быстро и расчетливо.

В самом начале барымты Абылгазы съездил за Аягуз, в далекий Найман, и там нашел сообщников, четырех джигитов под стать себе. Их тоже заставил сесть на коней и завязать лица черным платком прошумевший апрельский джут. Все четверо были вполне достойными, разумными, общительными джигитами, всем четверым были присущи степная удаль и отчаянная бесшабашность молодости.

Обе стороны согласились на том, чтобы каждая на местах выслеживала добычу у своих богатеев. У бедных сероюрточ-ников решили ничего не трогать. Таких сильных владетелей из Семиз-Найман, как баи Садыр, Матай, брали на себя найманские джигиты. Тобыктинских же баев, таких как Суюндик, Каратай, Ирсай и Кунанбай, Балагаз и его подельщики брали на себя.

Они никогда не должны были появляться вместе. Разъезжать должны как путники-одиночки. Важной стороной уговора было: не брать добычи на чужой стороне. Когда тобыктинцы приезжали в Найман, местные джигиты сами решали, у кого что взять и сами выводили ими же украденный скот. В краю тобыктинцев этим занимались Балагаз и его люди.

Конокрады с обеих сторон отлично знали степь, все дороги. Наизусть выучили, какие водоемы безлюдны и в какое время, по каким урочищам проходит мало людей в некочевое время, какие имеются незаметные схоронки и затаенные овраги и ущелья, чтобы прятать угнанный скот.

Обе группировки проявляли невероятную находчивость, неизменно уходя от преследования атшабаров, всегда вводя их в заблуждение и оставляя в дураках. Все хитрости и уловки, кото-

рые придумывал Балагаз, затем осуществлялись объединенной шайкой конокрадов. Он постоянно учил их, как не попадаться на уготовленные им засады, как быстро уходить от преследования и заметать за собой следы.

Таким образом, маленькая шайка из пяти-семи барымтачей держала в страхе два округа, внезапно налетая на стада богатеев, как стая матерых волков.

И каждый раз по утрам, если опять обнаруживался разбой и угон, люди Кунанбая и Байсала, свирепо подгоняемые вождями, вскакивали на коней и мчались по неведомым следам, слепо надеясь на удачу. Разделившись на группы по два-три человека, они рассыпались во все стороны, обшаривая все возможные утайки и схороны для угнанного скота. Если им навстречу попадались люди из далеких Керей или Найман, они подвергались подробному дознанию - куда и зачем едут. Боясь возвращаться назад ни с чем, атшабары забирались на сторожевые сопки и с их вершин днями напролет всматривались в пустынные окрестности родного края.

Однако каждый раз по возвращении они докладывали: «Ни мухи пролетевшей, ни жука проползшего мы не упустили из виду!» Или напускали тень на плетень, говоря: «Возможно, это свои! Тогда их надо искать на Чингизской стороне!» И сами же, поверив себе, во всю прыть скакали к горным перевалам. Но всюду их ждало разочарование.

А Балагаз действовал смело, крайне дерзко, постоянно рискуя головой. Захватив лошадей из какого-нибудь аула, он не уносился во все лопатки по открытой степи. И к найманам переправлять краденый скот не спешил. Он выжидал, обычно пять-шесть дней, пока возбуждение у людей не уляжется, и прятал коней здесь же, в Тобыкты, особенно далеко не уводя их. Держал животных почти у того же аула, в котором была совершена кража, - на расстоянии этак в один овечий перегон. Старался никогда даже не приближаться к сторожевым высоткам и дозорным холмам, откуда его могли раскрыть и обнаружить.

В этом году здесь много угодий было оставлено под осенний сенокос, и там было безлюдно.

Каждый раз угоняя не больше пяти-шести голов лошадей, Балагаз гнал их к тому месту, где ждали джигиты-подельники. Они прятались где-нибудь в укромном овраге, туда приходили пешими, имея при себе только уздечки и конские потники. Бала-газ, Адильхан и Абылгазы пригоняли и передавали им краденых лошадей.

После того как найманы получали коней, Балагаз забирался на какую-нибудь высотку и сам вел дозор. Барымтачи, прячась в овраге, ждали его сигналов. И если вдруг появлялись преследователи или просто случайные путники, Балагаз взмахом руки давал знать, в какую сторону они направляются. И тогда шайка уходила в другую сторону. Они никогда не спешили, совершая эти конные рейды. Уходили бесшумными, скрытыми переходами, перебираясь из одной лощины в другую. И все это происходило под неусыпным наблюдением Балагаза. Порой бывало и так, что преследующих и конокрадов разделяла всего одна сопочка. Балагаз был неуловим потому, что крутился возле того самого аула, где была кража. Для отдыха они занимали овраги и ущелья в тех местах, где только что побывали преследователи. Таким образом, хоронясь и кружась на месте, они выжидали несколько суток, а потом за одну ночь переправляли лошадей в сторону Найман.

Старуха, посланная Кунанбаем в аул Караша, ничего не знала об этих разбойных делах. И она вернулась бы назад, ничего не разведав, ибо Балагаз и его подельники не резали скот у себя дома и свежее мясо туда не приносили. Но однажды Абылгазы поддался искушению и после того, как проводили людей из Найман, прихватил для домашнего казана небольшой кусок от упитанного стригунка, зарезанного накануне у безлюдного водоема.

Мясо было сварено поздней ночью, когда люди уже давно спят. Однако нос старухи, пришедшей в аул вынюхивать, кто что готовит на очагах, сразу учуял запах конского мяса. Она выждала на улице, пока сварится мясо, и внезапно вошла в юрту в то самое время, когда его ставили на дастархан перед хозяином. Узрела старуха свежее конское мясо и сразу определила, что это мясо жеребенка.

Кунанбай сразу же отправил гонца к Байдалы с таким посланием: «Похоже, это дело рук твоего родича, самого Караши, о чем ходит немало толков. У меня есть верное подтверждение. Теперь, приехав ко мне, пусть попробует оправдаться. Если Караша не захочет приехать сам, пусть присылает поручителем за себя Каумена. Каумен обо всем знает. Он человек, который не поступается своей совестью. Что он скажет, тому и поверю, полагаясь на его совесть и честь».

Байдалы не стал дознаваться у Караши, а сразу же приступил к Каумену. Тот решительно начал отнекиваться, заявив, что не собирается быть поручителем ни за Карашу, ни за собственного сына Балагаза, от которого уже давно отказался. Но Байдалы, почуяв что-то неладное, не отставал:

- Или обвини, если знаешь правду, или оправдай! Кунанбай поверит твоему слову, и не отстанет от тебя, пока ты не скажешь. Если ты