Плещущийся - Андрей Скабичевский

Георгий Айнагоз не был ленивым и довольно скоро достаточно сносно для заводского потребителя научился ставить латки и врезать молнии. Но основной бизнес, конечно же, составляла скупка спецодежды, обуви и средств защиты. За товар Жора давал денег на двадцать процентов меньше, чем давали на центральном рынке, но зато он давал сразу возле завода. Для таких бессребреников, как Серега Гоменюк, которым синица в руках предпочтительнее журавля в небе, это был прекрасный выход. А таких гоменюков на заводе были сотни, если не тысячи. Со временем Георгий Айнагоз осознал, что на таких вот людях можно заработать еще больше. Не обязательно каждому за его товар давать деньги. Продающие собственную спецодежду работяги в девяти случаях из десяти тратили легкие деньги на пропой. Учитывая такую тенденцию, Жора Грек сделал шедевральный маркетинговый ход. Он начал обменивать добро заводчан на водку и закуску, естественно, по цене, которая чуть отличалась от магазинной (так сказать, с наценкой за мгновенный сервис), тем самым зарабатывая дополнительную копеечку.

Молодого бетонщика Жора Грек знал прекрасно. Его зимние сапоги, утепленная куртка, ватники, летние ботинки и респираторы, наверное, за все время Серегиной работы, минуя заводскую стену, сразу попадали в Жорин киоск. Увидев несущегося к нему Гоменюка с огромным кульком, Георгий Айнагоз уже знал, что делать.

– Вот, – Серега радостно вывалил перед Жорой содержимое целлофанового пакета.

Айнагоз медленно и основательно осмотрел ботинки, пощупал ватники, пересчитал респираторы, осмотрел их на предмет чистоты и новизны, потом так же медленно и основательно выложил перед Щавлем две бутылки водки без акцизных марок, пол-литровую банку кабачковой икры и консервную банку бычков в томате.

– А деньги? – второй раз за день залепетал растерянный бетонщик.

– Виходной, – Жора сделал скучающее лицо, – денегь нет.

Серега сбивчиво принялся объяснять, что его сегодня уже кинул на деньги мастер, что за эти ботинки с ватниками он несколько часов гнул спину и глотал пыль, что именно сегодня эти деньги нужны ему как воздух, что от них зависит его семейное счастье и что Айнагоз просто обязан войти в его положение и выдать ему причитающуюся сумму.

Жора слушал, сочувственно кивал, но продолжал настаивать на том, что денег нет.

– Виходной, – повторял Грек, – а зарьплата только во вторникь.

Серега в каком-то немом исступлении еще немного потаращился на хитрого эллина, затем плюнул, тоскливо посмотрел на бутылки водки без акцизной марки, устало и пораженчески спросил:

– Не паленая?

– Отличная, – Жора Грек, не мигая, смотрел в глаза Сереги и говорил тоном гипнотизера, – сто леть ей торгую, никьто никогда не жаловался. С завода беру.

Почему-то уточнить, с какого завода Айнагоз берет водку, не пришло молодому бетонщику в голову. Он тяжело вздохнул, сложил бутылки и банки в освободившийся кулек, плюнул в сторону сапожного киоска и, не прощаясь с Жорой Греком, развернулся и ушел.

Разочарование душило Щавеля. Планы были окончательно нарушены. Вместо того чтобы сейчас вести Вальку в кафе, а после в постель (почему-то Серега был уверен, что после кафе постель неизбежна), приходилось ломать голову над тем, что делать дальше. Ехать к Вальке с водкой и консервами глупо, это не просто неромантично, а вообще как-то по-колхозному. А ведь с Валькой второй ошибки допускать нельзя. Все должно быть красиво и романтично. Водка и консервы на первом свидании недопустимы. Вот пиво с фисташками – другое дело. Должна быть легкость и возможность для маневра. А как маневрировать с кабачковой икрой?

Серега шел куда глаза глядят, пережевывая все обиды сегодняшнего дня. Вместо таких замечательных планов нужно было придумывать новые. В голову ничего не лезло. Хотя нужно просто отталкиваться от того, что имеем: две бутылки водки и закуска обязывали его найти компанию, которая поможет ему скрасить воскресный вечер. Причем возникла возможность показать этой компании, что Серега Гоменюк не только халявщик, падающий на хвост, но и человек, который помнит добро и может отплатить той же благодарностью. Молодой бетонщик шел к своей трамвайной остановке, в надежде, что в тени зонта кафетерия магазина «Поляна» отыщется человек, с которым приятно будет разделить спиртное, доставшееся ценой гипотетического семейного счастья.

И такой человек, конечно же, там оказался. Лушпа Григорий Константинович по кличке Гендальф Синий, склонив набок свою седую голову, с неизменным дистиллированно постным выражением лица интеллигентно смаковал разливное пиво из пластикового стаканчика, сидя за белым пластиковым столом с точечными темными подпалинами от сигарет. Через столик сидели и пили пиво две какие-то незнакомые Гоменюку тетки. Серега отодвинул стул и присел за столик к косматому сварщику. Григорий Константинович с неодобрением глянул на него, думая, что Щавель сейчас начнет клянчить у него пиво или пятьдесят грамм водки. Но Серега, весь сияя от такого редкого ощущения щедрого дарителя, вежливо поздоровался и высокопарно предложил:

– А не выпить ли нам по пять капель? – и правильно истолковав подозрительный взгляд Гендальфа, с улыбкой мецената, открывающего новую филармонию, добавил: – Я угощаю!

Гендальф Синий лучезарно улыбнулся и вежливо ответил, мол, раз Серега так настаивает, то он, конечно же, не станет препятствовать такому щедрому, а главное, редкому порыву. Щавель поставил на стол первую бутылку водки, достал банки с кабачковой икрой и бычками в томате. Увидев такую щедрость, Гендальф сходил в магазин «Поляна» и купил там хлеба и пластиковых стаканчиков за свои деньги. Вернувшись, сварщик обратил внимание на отсутствие акцизной марки на бутылке:

– Не паленая? Не ослепнем?

– Та не-е, с завода брали, – выдал непонятную информацию Гоменюк, разлил водку по стаканчикам и выпалил дежурное: – Быть добру!

Водка имела странный привкус, как будто какое-то лекарство настаивали в болотной воде. Серега особого внимания этому факту не предал, а Гендальф, чьи вкусовые рецепторы были забиты разливным пивом, странного вкуса не заметил. Щавель макнул свой кусок хлеба в красноватую жижу бычков, сварщик Лушпа предпочел намазать личным перочинным ножиком кабачковую икру на хлеб и интеллигентно откусить. После первой дозы очень быстро были опрокинуты вторая и третья под неизменный Серегин тост «Быть добру». Странная волна разливалась по телу Гоменюка. Это была не привычная волна добра и теплоты, а какая-то другая. Как будто после дня Ильи-пророка хочешь нырнуть в прохладную освежающую морскую волну в брызгах и барашках, а вместо этого ныряешь в теплую и мутную, будто стоячую воду, полную прилипчивой зеленой ряски с тошнотворным запахом гниющих водорослей. Волна опьянения не принесла привычного умиротворения и ощущения гармоничности. Вместо этого постепенно стала появляться странная рассинхронизация вестибулярного и речевого аппаратов. Видимо, почувствовав то же самое, Гендальф Синий внезапно прервал Серегин сбивчивый и эмоциональный рассказ о том, каким мудаком оказался