Плещущийся - Андрей Скабичевский

слово. Мой голос уже ничего не решает, даже если бы я отдал его за этого человека, – Серега отметил, что он для начальника цеха больше не мальчик, не парень и даже не газорезчик, а какой-то нейтральный человек, – все равно счет был бы четыре – три против Гоменюка. А значит, – он повернулся к Сереге, приподнял подбородок, затем торжественно и сурово с левитановской интонацией финишировал: – Ты уволен. Иди в бухгалтерию за расчетом.

И пока Серега стоял с полными глазами слез и осмысливал произошедшее, окружавшие его мужчины разошлись, каждый радуясь чему-то своему. Начальник цеха радовался, что прекрасно сыграл такую любимую роль судьи. Загрушевский радовался, что хорошо подыграл вышестоящему начальству. Триппер радовался, что прикрыл свою жопу не только голосом Мищука, но и голосом профорга. Мищук радовался, что так порицаемый им неправедный образ жизни справедливо наказан.

В бухгалтерию за расчетом Гоменюк не пошел. Он выскочил на улицу, бесцельно побрел подальше от здания конторы. Его душили слезы. Как такое могло с ним произойти? Ведь он сделал все правильно. Неужели это все из-за трамвая, который ехал со стороны тринадцатого маршрута? Да нет, не может быть, трамвай был без номера, да и маршрут заканчивал в другом месте. Тогда почему? Это все проклятый Мищук виноват! Если бы он не начал поливать Серегу говном, тогда бы и Триппер с Загрушевским проголосовали за него. И тем более начальник цеха проголосовал бы «за». Это Серега точно почуял, Корзон с ним играл, но не по-садистски в кошки-мышки, чтобы потом уволить, а по-другому. Вроде как учитель с нерадивым учеником – преподал бы ему урок, пошугал немного, да и простил бы, оставил в цеху. Ну, сделал бы газорезчиком, ничего страшного. Еще непонятно, что сложнее: всю смену на отбойном молотке дырынчать или в пылюке металл резать. К тому же у газорезчика тариф заработной платы точно больше, чем у бетонщика. А теперь что уже рассуждать. Как вообще можно быть такой гнидой, как Мищук? Серега ему что, жить помешал? Помешал ему отжиматься на турнике, пить свои долбанные БАДы (которые он рекламировал перед всем участком), помешал кататься на велосипеде или спать по девять часов? Ну не хочется тебе бухать – не бухай. Какие проблемы? Беги сразу с работы домой, запрись там как бирюк, уткнись в телевизор, где показывают спортивный канал, и смотри свой конченый футбол, пока вся жизнь не пройдет. Зачем мешать жить другим? Что это за потребность такая, если у тебя чуть-чуть что-то стало получаться лучше, чем раньше, обязательно лезть со своими никому не нужными советами, а тем более назиданиями к другим. Да, Серега любит немножко выпить после работы. А что, он не имеет права, что ли? Расслабляться тоже нужно. Вон врачи говорят, что нельзя держать все в себе, а то либо инфаркт получишь, либо рехнешься. Тем более на свои честно заработанные деньги. Ладно, пускай не всегда на свои, но когда надо, он может и долги отдать, а может вообще угостить хорошего человека по доброте душевной. Вон, Гендальфа в воскресенье угощал. Потому что по-человечески нужно к людям относиться. Никто, блин, не идеален. Нужно как-то понимающе относиться друг к другу. А не называть человека в присутствии начальника цеха алкашом конченым. Даже если человек разочек оступился, не нужно сразу же тыкать в него пальцами или увольнять. Нужно выслушать, понять, какой это человек (а человек этот окажется хорошим и душевным!), может слегка пожурить за проступок, а потом обязательно простить и помочь стать лучше.

Серега шел куда глаза глядят, поминутно сплевывая от возмущения и досады в доменную пыль, щедро покрывавшую асфальт и траву. Через полтора часа ноги незаметно для обладателя вынесли Серегу на еще недавно родную остановку «Прокатный Стан». Очень хотелось поделиться своей бедой с бригадой. Больше было не с кем. Мать вряд ли поймет все правильно, начнет сразу винить во всем сына, а тут и без неё настроение препаршивое. На свой рабочий участок Щавель решил не ходить, он легко мог там столкнуться с Триппером или того хуже Мищуком. А их видеть Серега сейчас хотел меньше всего. До конца смены оставалось часа три. Несостоявшийся газорезчик решил скоротать их сидя в тени куста акации, находившегося рядом с заводской оградой. В начале четвертого через проходные повалили первые люди. Серега знал по опыту, что это те люди, которым не нужно было мыться в бане. По заводским меркам получить такую должность считалось все равно, что вытянуть счастливый билет. В бане не мылись люди, которые в условиях завода оставались чистыми: кладовщики, инструментальщики, табельщики, дежурные электрики или водопроводчики, в чью смену не случилось ЧП, халявщики и халтурщики всех мастей и калибров, пользующиеся особым расположением старших мастеров или начальников смен. Большинство рабочих, переступивших проходную, сразу же направлялись в трактир «Маргарита» – большое питейное заведение, отделанное белым пластиком. «Сегодня же зарплата», – вспомнил Щавель, и нос его тотчас же отчаянно зачесался, а рот наполнился едкой слюной. Наконец, спустя еще минут сорок, показались люди с Серегиного участка. В том числе и его бригада в неполном составе, уверенно и целеустремленно словно спартанцы, шедшая в трактир «Маргарита». Серега рванул к ним. В тот момент они казались ему такими родными, такими близкими. Увидев лицо своего коллеги, бригада остановилась, вопросительно ожидая новостей. Щавель решил про свою примету в счастливый трамвай умолчать и начал свой рассказ сразу с того места, где начальник цеха предложил трудовому коллективу конторы проголосовать за дальнейшее Серегино будущее и два человека (он не стал уточнять их должности) сразу же распознали в нем нормального адекватного сотрудника. Затем срывающимся голосом он рассказал про сволочной поступок безымянного дрыщеватого инженеришки. Когда дошла очередь до подлости гниды Мищука, Серега не выдержал и расплакался. Бригада была явно удивлена, хоть удивление и вызвали скорее слезы коллеги, чем вполне вероятное увольнение. Костян Логунов матернулся, бригадир Кобчик обозначил свои эмоции звуком: «Ё-ё, ’мля!», Паша Тихоход привычно молчал, но смотрел сочувственно, прекрасно понимая, что в вероятном будущем вполне может разделить участь коллеги. После Серегиного рассказа бригада минутку помялась, как бы отдавая дань сочувствия коллеге, а потом Костян справедливо резюмировал:

– Ну, что теперь делать? Идем, накатим, хуже уже не будет.

Все, включая Серегу, согласно закивали. Бригада, теперь уже в полном составе, переступила порог трактира «Маргарита». В помещении находился бар и двенадцать широких деревянных столов в обрамлении таких же широких деревянных лавок, за которыми могло расположиться до восьми человек. Однако, несмотря на весьма значительную пропускную способность заведения,