Плещущийся - Андрей Скабичевский

– Да как же? Да я же… это… не надо… подождите… я же все сделал… трамвай же… – в испуге мысли его предательски метались, не давая ему найти ту самую правильную, с которой можно начать осмысление ситуации.

Корзон молча рассматривал молодого человека, наблюдая за его растерянностью. Но нужно отдать должное Сереге – не зря он готовился. Как буксующий трактор в грязном болоте ненужных слов и эмоций, Гоменюк все-таки выгреб на твердую грунтованную дорогу стратегически заготовленных фраз и выпалил, хоть и слегка сбиваясь от волнения, в лицо начальника цеха всю свою пламенную речь.

Эх, не знал Серега, что в юности Валентин Валентинович Корзон мечтал стать актером и даже думал поступать в театральный. И только большой конкурс отпугнул будущего начальника цеха обслуживания металлургического оборудования номер четыре, а потому по совету родителей он пошел в механико-металлургический техникум и в результате стал тем, кем стал. Но в душе Валентин Валентинович всегда оставался актером и всегда примерял на себя различные роли. В молодости он пытался быть героем-любовником, но маленький рост этому немного препятствовал. Тогда он переключился на мужской образ Золушки, эдакого героя-работяги, засучив рукава идущего к своей мечте по карьерной лестнице. Роль эта весьма Валентину Валентиновичу удалась. Хоть он не получил за неё никакой кинопремии, зато со временем получил должность начальника ремонтного цеха, а в городе N это считалось весьма неплохой карьерой. Теперь же, будучи в занимаемой должности, Корзону нравился образ строгого, но справедливого начальника, отца всех рабочих цеха, наставляющего своих – зачастую нерадивых – деток на путь истинный и одновременно отважного командира всем своим заместителям и прочим инженерам. Особенно начальнику цеха нравилось телешоу «Час суда», где мужественный судья с суровым и понимающим лицом несет юридическую справедливость в телемассы. И когда Серега Гоменюк закончил свою сбивчивую и пламенную речь, начальник цеха решил примерять на себя полюбившийся образ.

– То, что ты все осознал и хочешь исправиться – это хорошо. Смежной профессией овладеть хочешь – это правильно. В цеху не хватает газорезчиков…

Щавель тут же согласно закивал, мол, согласен быть хоть газорезчиком, хоть подводным сварщиком, только не увольняйте!

– Но! – Валентин Валентинович поднял указательный палец, выдержав драматическую паузу, глядя в глаза Сереге, – цех не потерпит опоздунов, – так и сказал «опоздунов», Гоменюку еще сначала показалось, что начальник цеха сказал нецензурщину, – и пьяниц.

Серега активно замотал головой и уже было раскрыл рот доложить, что никакой он не пьяница, а указанные в протоколе промилле это всего лишь недоразумение, но начальник цеха, заходивший по кабинету взад и вперед, продолжил четким поставленным голосом с ноткой драматизма:

– Я как начальник цеха за все отвечаю. Я не могу подвести цех, но я не могу подвести и тебя. Понимаешь, да? – и снова пристально посмотрел в глаза Гоменюку.

Серега абсолютно не понимал, как начальник цеха может подвести его, бетонщика третьего разряда, но спорить, естественно, не стал, только согласно закивал.

– Если я тебя уволю, а ты окажешься хорошим рабочим, грамотным газорезчиком, – Корзон выделил последнее слово, будто это уже был свершившийся факт, – то я по-человечески тебя подведу и лишу цех нужного и полезного рабочего. Если я тебя оставлю, а окажется, что ты меня обманул, что ты остался опоздуном, – снова это странное слово! – и пьяницей, значит, я подвел цех и трудовой коллектив.

Высказав этот задумчивый монолог, Валентин Валентинович снова сделал паузу и внимательно посмотрел на своего подчиненного. У Сереги сложилось впечатление, что начальник цеха ожидает от него решения этой моральной дилеммы. Не придумав ничего лучше, Щавель снова выпучил глаза и выпятил грудь, олицетворяя таким образом готовность к любым действиям по слову начальника. Расценив выпученные глаза молодого бетонщика как признак крайнего внимания к своей драматической игре, Корзон продолжил:

– Но я тебя очень плохо знаю, – Валентина Валентиновича начало слегка заносить от силы своего драматического таланта, так как Гоменюка он вообще не знал: лишь вчера видел его жимовые упражнения с динамометрическим ключом. Хотя он и не узнал во вчерашнем потном и в пыльной робе работяге сегодняшнего провинившегося франта. К слову, после этих слов Серега интуитивно ощутил, что начальник цеха ведет какую-то игру, но пока не понял какую. Корзон тем временем продолжил: – Поэтому я приму по тебе решение, после того как свое мнение скажет трудовой коллектив. Идем!

И заложив руки за спину, неторопливым шагом начальник цеха вышел из кабинета. Осознав, что развернувшаяся только что сцена была всего лишь первым актом, Щавель устремился за ним.

«Трудовой коллектив» на металлургическом комбинате было не просто словами. Вернее, именно для трудового коллектива и было словами, но для руководящей верхушки это было Новым Заветом. Пошло это выражение с легкой руки директора комбината. Тот все нововведения и изменения на комбинате объяснял решением трудового коллектива. В интервью местному телевидению или на заводских собраниях в ДК Металлургов он так и говорил на самых серьёзных щах, что решение создать агроцеха в соседних с городом N селах или выкупить коксохимический завод в соседнем промышленном городе принадлежит не определенной консалтинговой группе или конкретному менеджеру по развитию, а всему трудовому коллективу. «Трудовой коллектив – это каждый из нас – и вы, и я. Мы принимаем решения вместе!» – с интонацией Маугли, познающего джунгли, говорил директор комбината. Серега искренне не понимал, почему трудовой коллектив никогда не принимает решение поднять себе зарплату или хотя бы выписать хорошую премию, вместо того, чтобы строить страусиную ферму (как вообще эта мысль могла прийти в голову трудовому коллективу?) в недавно открытом агроцеху. Все, конечно же, понимали, что, кроме восхитительного перекладывания ответственности, эти слова больше никакой объективной ценности не имели. Но не пользоваться его магической силой на каждом уровне руководящего элемента было невозможно, поэтому семена этой формулировки раскидало ветром трудовых собраний по всему комбинату, и они прижились и дали ростки в умах каждого руководящего звена – от директора комбината до бригадира бетонщиков.

Первым представителем трудового коллектива, которая должна была решать судьбу бетонщика Гоменюка, была та самая секретарша из приемной. Корзон вальяжно спикировал к её столу, с деловым видом посмотрел на экран её монитора, удовлетворился увиденным и приступил к своему самому любимому драматическому этюду под названием «Судья и присяжные»:

– Светлана, оторвись на минуточку.

Секретарша тотчас отвела взгляд от компьютера и внимательнейшим образом уставилась на начальника с любопытством человека, для которого следующая сцена станет неожиданностью. Она уже несколько лет работала секретаршей и по походке начальника прекрасно