Венгерский рассказ - Клара Бихари

— Вот почта, — сказала секретарша.

Нет, среди писем билета нет. Нет и нет. Оперный театр вмещает около тысячи трехсот человек. И он, Коциан, не будет одним из этих тысячи трехсот избранных. Много раз он бывал одним из них, а теперь его не пригласили. Для него это вопрос чести, он очень хочет быть там, но его там не будет. Этому, конечно, он не должен придавать никакого значения, было бы просто стыдно, если бы это как-то повлияло на его отношение к службе.

Коциан поблагодарил и стал внимательно, с привычной озабоченностью просматривать почту.

Он вдруг подумал, что надо избавиться от бессмысленного тщеславия, и почувствовал, как в нем ослабевает напряжение. В протоколе имеются свои соображения, запутанные внутренние возможности и правила. Было бы безумием принимать так близко к сердцу слепую игру множества неизвестных случайностей.

Придя домой, Коциан уже успел уверить себя в равнодушии ко всему этому делу. Стоял необычайно холодный апрель, в квартире было прохладно и как-то неуютно.

— Пока держатся холода, нужно топить, — сказал Коциан жене. — Завтра обязательно протопи печку.

— Зачем же завтра топить? — спросила жена. — Разве мы не пойдем в оперу?

— Значит, приглашение пришло? — удивился Коциан.

— Нет, нет… Я думала, что его прислали тебе на работу. Как всегда…

— В этом году не прислали, — вызывающе отрезал Коциан, стараясь скрыть свои чувства. — И я считаю это правильным. Нельзя посылать приглашения всегда одним и тем же.

— А Андришка получил?

— Получил, — ответил Коциан, краснея.

— Почему же ему можно посылать каждый год?

На этот вопрос Коциан не мог придумать удовлетворительного ответа даже самому себе, так как Андришка занимал точно такую же должность, что и он.

— Бывало и так, — сказал он, — что меня приглашали, а его нет.

— Когда же это так было? — неумолимо допытывалась жена.

— Было, — коротко объявил муж. — А если не было, то будет.

— Не обольщайся, этого не было и не будет. Андришка и в прошлом году получил приглашение, да еще сидел на два ряда ближе, чем ты.

Коциан весьма подробно объяснил ей, что все это не имеет никакого значения. Если тебя приглашают, ты должен быть благодарен, если не приглашают — обижаться не на что. Человек не должен поддаваться мелкобуржуазным предрассудкам, порождающим в нем обидчивость, так как это может привести к самым неожиданным последствиям. Но жена утверждала, что если людей не обижать, то и плохих последствий не будет. Они обсудили этот вопрос так обстоятельно и всесторонне, что Коциан, засыпая, все еще размышлял о неполученном приглашении. Во сне он увидел, что получил приглашение, пошел в оперу и торжественное заседание началось прекрасной речью; но для него, Коциана, не было места, и он не знал, куда сесть. Тогда оратор прервал свое выступление и сказал ему:

— Извольте сесть или выйти, не мешайте мне произносить речь.

Коциан проснулся весь в поту.

На следующий день у него было подавленное настроение, еще более усилившееся после того, как секретарша сказала:

— Товарищ начальник просит вас захватить с собой в оперу документы о румынской выставке.

Коциан сделал вид, что не слышит, и ни словом не обмолвился о том, что не получил приглашения. Сегодня у него было дел еще больше, чем обычно, но он приложил все старания, чтобы несправедливость, граничащая с обидой, никак не отразилась на работе. Коциан старался доказать себе, что он продолжает относиться к делам с неизменным и неослабевающим интересом. Но около полудня он отметил про себя, что мысли его все время вертятся вокруг торжественного заседания. Этому способствовал и неожиданный приход Андришки, заглянувшего к нему, чтобы выпить вместе по чашке кофе. Болтая о том, о сем, Андришка сказал:

— Совершенно невозможно разобраться во всех этих протокольных тонкостях. В прошлом году я получил пригласительный билет в пятый ряд, а в этом году — в десятый.

Коциан почувствовал, что ему в эту минуту не хватает человеческого и гражданского достоинства, которому он вполне справедливо придавал большое значение.

— Не надо быть тщеславным, — произнес он. — Тщеславием мы сначала отравляем свою, а потом и чужую жизнь.

— Все-таки это обидно, — возразил Андришка. — Человек имеет право знать, по каким причинам общественного или политического характера, доверия или недоверия его сажают пятью рядами дальше, чем в прошлом году. Тщеславие! Здесь не может быть речи ни о тщеславии, ни об обидчивости. В этом году я работал так же честно и старательно, а вместо пятого ряда попал в десятый!

— Очевидно, в этом году, — сказал Коциан, — еще большее количество людей в нашем государстве выполняло работу честно и старательно, и все они заслужили приглашения на торжественное заседание. Если стать на государственную точку зрения, то мы можем только приветствовать столь отрадное явление.

— А у тебя какое место? — строго спросил Андришка, желающий доискаться причины повышенной лояльности своего друга.

Коциан покраснел, и, как всегда при этом, пот крупными каплями выступил у него на лбу. Он не считал себя лгуном и действительно им не был, но все же почувствовал, что не может сказать правду коллеге, находящемуся с ним на одной ступеньке служебной лестницы. Подобное признание могло пошатнуть самые основы их учреждения и вызвать невероятную путаницу в оценке работы отдельных служащих. У Коциана просто язык не поворачивался. Ведь должен же он заботиться о престиже руководства!

— По правде сказать, я даже не посмотрел, — ответил Коциан после короткого молчания и улыбнулся, хотя ему было далеко не весело.

— А ты посмотри, — посоветовал Андришка.

— Я оставил пригласительный билет дома.

Коциан еще более покраснел; он чувствовал, что неудержимо катится по наклонной плоскости.

— Меня очень интересует, — настаивал Андришка, — где ты будешь сидеть?

Попрощавшись с Андришкой, Коциан принялся размышлять, почему Андришку посадили на пять рядов дальше, если сам он считает, что никогда еще его положение не было таким устойчивым, как в этом году.

Дома Коциан неохотно, но все же рассказал жене о разговоре с Андришкой.

— Но почему Андришку посадили так далеко? — поинтересовалась жена.

— Я тоже думал над этим, — сказал Коциан.

— Мне кажется, он больше делает вид, чем работает в действительности.

Коциан нервно вскочил с кресла и, побагровев, обратился к жене:

— Значит, когда речь идет об Андришке, ты делаешь невыгодные для него заключения из того факта, что он будет сидеть пятью рядами дальше. В таком случае мне хочется тебя спросить: какие невыгодные для меня заключения будут сделаны, когда станет известно, что меня вообще не пригласили?

Коциан вспомнил, что солгал Андришке относительно приглашения, но посчитал